Валерия и Людмила
сшили для себя замысловатые, но живописные наряды: цыганкою нарядилась Людмила, испанкою — Валерия. На Людмиле — яркие красные лохмотья из шелка и бархата, на Валерии, тоненькой и хрупкой — черный шелк, кружева, в руке — черный кружевной веер. Дарья себе нового наряда не шила, — от прошлого года остался костюм турчанки, она его и надела, — решительно сказала:
— Я мою его кисти, палитры и тряпки, я пачкаю свои платья о его картины, я хожу на уроки, чтобы прокормить его, я
шью для него костюмы, я выношу запах конопляного масла, стою по целым дням на натуре, всё делаю, но…голой? голой? — не могу!!!
О таких случаях, как доктор, кладущий в околодок сапожника под видом больного, чтобы тот
шил для его сына сапоги, или чиновник, записывающий к себе в прислуги модистку, которая шьет даром на его жену и детей, — о таких случаях говорят здесь как о печальных исключениях.]
Неточные совпадения
Потом она вспомнила худую-худую фигуру Петрова с его длинною
шеей, в его коричневом сюртуке; его редкие вьющиеся волосы, вопросительные, страшные в первое время
для Кити голубые глаза и его болезненные старания казаться бодрым и оживленным в её присутствии.
Если б он знал, что они все
для меня как Петр повар, — думала она, глядя с странным
для себя чувством собственности на его затылок и красную
шею.
Необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на
шее и плечах и особенно правильный нос — все это было
для меня обворожительно.
— Я сама тоже… Право, как вообразишь, до чего иногда доходит мода… ни на что не похоже! Я выпросила у сестры выкройку нарочно
для смеху; Меланья моя принялась
шить.
За месяц до своей смерти она достала из своего сундука белого коленкору, белой кисеи и розовых лент; с помощью своей девушки
сшила себе белое платье, чепчик и до малейших подробностей распорядилась всем, что нужно было
для ее похорон.