Неточные совпадения
Но странность и чудачество
скорее вредят, чем дают право на внимание, особенно когда
все стремятся к тому, чтоб объединить частности и найти хоть какой-нибудь общий толк во всеобщей бестолочи.
Прибавьте, что он был юноша отчасти уже нашего последнего времени, то есть честный по природе своей, требующий правды, ищущий ее и верующий в нее, а уверовав, требующий немедленного участия в ней
всею силой души своей, требующий
скорого подвига, с непременным желанием хотя бы
всем пожертвовать для этого подвига, даже жизнью.
Алеша избрал лишь противоположную
всем дорогу, но с тою же жаждой
скорого подвига.
— О, это
все по поводу Дмитрия Федоровича и…
всех этих последних происшествий, — бегло пояснила мамаша. — Катерина Ивановна остановилась теперь на одном решении… но для этого ей непременно надо вас видеть… зачем? Конечно не знаю, но она просила как можно
скорей. И вы это сделаете, наверно сделаете, тут даже христианское чувство велит.
Любовь мечтательная жаждет подвига
скорого, быстро удовлетворимого и чтобы
все на него глядели.
— Войдите, войдите ко мне сюда, — настойчиво и повелительно закричала она, — теперь уж без глупостей! О Господи, что ж вы стояли и молчали такое время? Он мог истечь кровью, мама! Где это вы, как это вы? Прежде
всего воды, воды! Надо рану промыть, просто опустить в холодную воду, чтобы боль перестала, и держать,
все держать…
Скорей,
скорей воды, мама, в полоскательную чашку. Да
скорее же, — нервно закончила она. Она была в совершенном испуге; рана Алеши страшно поразила ее.
— Мама, возьмите его и
скорее уведите. Алексей Федорович, не трудитесь заходить ко мне после Катерины Ивановны, а ступайте прямо в ваш монастырь, туда вам и дорога! А я спать хочу, я
всю ночь не спала.
— Николай Ильич Снегирев-с, русской пехоты бывший штабс-капитан-с, хоть и посрамленный своими пороками, но
все же штабс-капитан.
Скорее бы надо сказать: штабс-капитан Словоерсов, а не Снегирев, ибо лишь со второй половины жизни стал говорить словоерсами. Словоерс приобретается в унижении.
Без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и
скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его
всё были хлебы.
Томил его несколько вначале арест слуги, но
скорая болезнь, а потом и смерть арестанта успокоили его, ибо умер тот, по
всей очевидности (рассуждал он тогда), не от ареста или испуга, а от простудной болезни, приобретенной именно во дни его бегов, когда он, мертво пьяный, валялся целую ночь на сырой земле.
А так как начальство его было тут же, то тут же и прочел бумагу вслух
всем собравшимся, а в ней полное описание
всего преступления во
всей подробности: «Как изверга себя извергаю из среды людей, Бог посетил меня, — заключил бумагу, — пострадать хочу!» Тут же вынес и выложил на стол
все, чем мнил доказать свое преступление и что четырнадцать лет сохранял: золотые вещи убитой, которые похитил, думая отвлечь от себя подозрение, медальон и крест ее, снятые с шеи, — в медальоне портрет ее жениха, записную книжку и, наконец, два письма: письмо жениха ее к ней с извещением о
скором прибытии и ответ ее на сие письмо, который начала и не дописала, оставила на столе, чтобы завтра отослать на почту.
Все манеры ее как бы изменились тоже со вчерашнего дня совсем к лучшему: не было этой вчерашней слащавости в выговоре почти вовсе, этих изнеженных и манерных движений…
все было просто, простодушно, движения ее были
скорые, прямые, доверчивые, но была она очень возбуждена.
— Вправду долг. Ведь я, Алеша, ему за тебя шампанского сверх
всего обещала, коль тебя приведет. Катай шампанского, и я стану пить! Феня, Феня, неси нам шампанского, ту бутылку, которую Митя оставил, беги
скорее. Я хоть и скупая, а бутылку подам, не тебе, Ракитка, ты гриб, а он князь! И хоть не тем душа моя теперь полна, а так и быть, выпью и я с вами, дебоширить хочется!
Вы понимаете, что это для нее! — рявкнул он вдруг на
всю залу, поклонился, круто повернулся и теми же
скорыми, аршинными шагами, не оборачиваясь, устремился к выходу.
— Переврет, вижу, что переврет! Эх, Миша, а я было тебя поцеловать хотел за комиссию… Коли не переврешь, десять рублей тебе, скачи
скорей… Шампанское, главное шампанское чтобы выкатили, да и коньячку, и красного, и белого, и
всего этого, как тогда… Они уж знают, как тогда было.
— А и я с тобой, я теперь тебя не оставлю, на
всю жизнь с тобой иду, — раздаются подле него милые, проникновенные чувством слова Грушеньки. И вот загорелось
все сердце его и устремилось к какому-то свету, и хочется ему жить и жить, идти и идти в какой-то путь, к новому зовущему свету, и
скорее,
скорее, теперь же, сейчас!
— Ну-с, а я-то думал, что вы, обо
всем догадамшись,
скорее как можно уезжаете лишь от греха одного, чтобы только убежать куда-нибудь, себя спасая от страху-с.
Не я убил, и думать не моги, что я: «Хотел убить, господа, хотел убить, — признается он поскорее (спешит, о, спешит ужасно!), — но
все же неповинен, не я убил!» Он уступает нам, что хотел убить: видите, дескать, сами, как я искренен, ну так тем
скорее поверьте, что не я убил.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да
все, знаете, лучше уехать
скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что так замешкались. Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Городничий. Тем лучше: молодого
скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт, а молодой
весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части, а я отправлюсь сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться, не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)
Скорей,
скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда —
все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не расскажет!
Аммос Федорович (строит
всех полукружием).Ради бога, господа,
скорее в кружок, да побольше порядку! Бог с ним: и во дворец ездит, и государственный совет распекает! Стройтесь на военную ногу, непременно на военную ногу! Вы, Петр Иванович, забегите с этой стороны, а вы, Петр Иванович, станьте вот тут.
Оборванные нищие, // Послышав запах пенного, // И те пришли доказывать, // Как счастливы они: // — Нас у порога лавочник // Встречает подаянием, // А в дом войдем, так из дому // Проводят до ворот… // Чуть запоем мы песенку, // Бежит к окну хозяюшка // С краюхою, с ножом, // А мы-то заливаемся: // «Давать давай —
весь каравай, // Не мнется и не крошится, // Тебе
скорей, а нам спорей…»