Неточные совпадения
Кстати, я уже упоминал про него, что, оставшись после матери всего лишь
по четвертому году, он запомнил ее потом на всю жизнь, ее
лицо, ее ласки, «точно как будто она стоит предо мной живая».
Алеша запомнил в тот миг и
лицо своей матери: он говорил, что оно было исступленное, но прекрасное, судя
по тому, сколько мог он припомнить.
Он был в то время даже очень красив собою, строен, средневысокого роста, темно-рус, с правильным, хотя несколько удлиненным овалом
лица, с блестящими темно-серыми широко расставленными глазами, весьма задумчивый и по-видимому весьма спокойный.
— Видите ли, мы к этому старцу
по своему делу, — заметил строго Миусов, — мы, так сказать, получили аудиенцию «у сего
лица», а потому хоть и благодарны вам за дорогу, но вас уж не попросим входить вместе.
— Его карточку видел. Хоть не чертами
лица, так чем-то неизъяснимым. Чистейший второй экземпляр фон Зона. Я это всегда
по одной только физиономии узнаю.
Многие из «высших» даже
лиц и даже из ученейших, мало того, некоторые из вольнодумных даже
лиц, приходившие или
по любопытству, или
по иному поводу, входя в келью со всеми или получая свидание наедине, ставили себе в первейшую обязанность, все до единого, глубочайшую почтительность и деликатность во все время свидания, тем более что здесь денег не полагалось, а была лишь любовь и милость с одной стороны, а с другой — покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос души или трудный момент в жизни собственного сердца.
Почти такая же бледность, как пред обмороком, распространялась и теперь
по его
лицу, губы его побелели.
— О любопытнейшей их статье толкуем, — произнес иеромонах Иосиф, библиотекарь, обращаясь к старцу и указывая на Ивана Федоровича. — Нового много выводят, да, кажется, идея-то о двух концах.
По поводу вопроса о церковно-общественном суде и обширности его права ответили журнальною статьею одному духовному
лицу, написавшему о вопросе сем целую книгу…
— В Париже, уже несколько лет тому, вскоре после декабрьского переворота, мне пришлось однажды, делая
по знакомству визит одному очень-очень важному и управляющему тогда
лицу, повстречать у него одного прелюбопытнейшего господина.
Подполковник был одно из самых первых
лиц по нашему месту.
Меня выгонят в шею,
по теперешнему
лицу уже судить можно.
Алеша вдруг вскочил из-за стола, точь-в-точь как,
по рассказу, мать его, всплеснул руками, потом закрыл ими
лицо, упал как подкошенный на стул и так и затрясся вдруг весь от истерического припадка внезапных, сотрясающих и неслышных слез.
— Маменька, маменька, голубчик, полно, полно! Не одинокая ты. Все-то тебя любят, все обожают! — и он начал опять целовать у нее обе руки и нежно стал гладить
по ее
лицу своими ладонями; схватив же салфетку, начал вдруг обтирать с
лица ее слезы. Алеше показалось даже, что у него и у самого засверкали слезы. — Ну-с, видели-с? Слышали-с? — как-то вдруг яростно обернулся он к нему, показывая рукой на бедную слабоумную.
К тому же страдание и страдание: унизительное страдание, унижающее меня, голод например, еще допустит во мне мой благодетель, но чуть повыше страдание, за идею например, нет, он это в редких разве случаях допустит, потому что он, например, посмотрит на меня и вдруг увидит, что у меня вовсе не то
лицо, какое,
по его фантазии, должно бы быть у человека, страдающего за такую-то, например, идею.
Все мне вдруг снова представилось, точно вновь повторилось: стоит он предо мною, а я бью его с размаху прямо в
лицо, а он держит руки
по швам, голову прямо, глаза выпучил как во фронте, вздрагивает с каждым ударом и даже руки поднять, чтобы заслониться, не смеет — и это человек до того доведен, и это человек бьет человека!
— Мой Господь победил! Христос победил заходящу солнцу! — неистово прокричал он, воздевая к солнцу руки, и, пав
лицом ниц на землю, зарыдал в голос как малое дитя, весь сотрясаясь от слез своих и распростирая
по земле руки. Тут уж все бросились к нему, раздались восклицания, ответное рыдание… Исступление какое-то всех обуяло.
— Тебе надо подкрепиться, судя
по лицу-то. Сострадание ведь на тебя глядя берет. Ведь ты и ночь не спал, я слышал, заседание у вас там было. А потом вся эта возня и мазня… Всего-то антидорцу кусочек, надо быть, пожевал. Есть у меня с собой в кармане колбаса, давеча из города захватил на всякий случай, сюда направляясь, только ведь ты колбасы не станешь…
Именно она кого-то ждала, лежала как бы в тоске и в нетерпении, с несколько побледневшим
лицом, с горячими губами и глазами, кончиком правой ноги нетерпеливо постукивая
по ручке дивана.
Этот младший сын, мужчина вершков двенадцати и силы непомерной, бривший
лицо и одевавшийся по-немецки (сам Самсонов ходил в кафтане и с бородой), явился немедленно и безмолвно.
— Я решился обеспокоить вас, сударыня,
по поводу общего знакомого нашего Дмитрия Федоровича Карамазова, — начал было Перхотин, но только что произнес это имя, как вдруг в
лице хозяйки изобразилось сильнейшее раздражение. Она чуть не взвизгнула и с яростью прервала его.
— Жив? Так он жив! — завопил вдруг Митя, всплеснув руками. Все
лицо его просияло. — Господи, благодарю тебя за величайшее чудо, содеянное тобою мне, грешному и злодею,
по молитве моей!.. Да, да, это
по молитве моей, я молился всю ночь!.. — и он три раза перекрестился. Он почти задыхался.
Митя ничего не мог заключить
по их
лицам.
— Мы еще проверим все это свидетельствами еще не спрошенных других
лиц; о деньгах ваших не беспокойтесь, они сохранятся где следует и окажутся к вашим услугам
по окончании всего… начавшегося… если окажется или, так сказать, докажется, что вы имеете на них неоспоримое право. Ну-с, а теперь…
Оба они как вошли в комнату, так тотчас же, несмотря на вопросы Николая Парфеновича, стали обращаться с ответами к стоявшему в стороне Михаилу Макаровичу, принимая его,
по неведению, за главный чин и начальствующее здесь
лицо и называя его с каждым словом: «пане пулковнику».
Но голос его пресекся, развязности не хватило,
лицо как-то вдруг передернулось, и что-то задрожало около его губ. Илюша болезненно ему улыбался, все еще не в силах сказать слова. Коля вдруг поднял руку и провел для чего-то своею ладонью
по волосам Илюши.
— Да чего тебе! Пусть он к тебе на постель сам вскочит. Иси, Перезвон! — стукнул ладонью
по постели Коля, и Перезвон как стрела влетел к Илюше. Тот стремительно обнял его голову обеими руками, а Перезвон мигом облизал ему за это щеку. Илюшечка прижался к нему, протянулся на постельке и спрятал от всех в его косматой шерсти свое
лицо.
Сначала, конечно,
по заключении всего предварительного следствия, доступ к Мите для свидания с родственниками и с некоторыми другими
лицами все же был обставлен некоторыми необходимыми формальностями, но впоследствии формальности не то что ослабели, но для иных
лиц,
по крайней мере приходивших к Мите, как-то сами собой установились некоторые исключения.
Смердяков длинно помолчал, по-прежнему все тихо смотря на Ивана, но вдруг махнул рукой и отвернул от него
лицо.
— Ты не глуп, — проговорил Иван, как бы пораженный; кровь ударила ему в
лицо, — я прежде думал, что ты глуп. Ты теперь серьезен! — заметил он, как-то вдруг по-новому глядя на Смердякова.
Лицо его было бы и приятным, если бы не глаза его, сами
по себе большие и невыразительные, но до редкости близко один от другого поставленные, так что их разделяла всего только одна тонкая косточка его продолговатого тонкого носа.
То же самое, впрочем, бывало, когда он говорил по-немецки, и при этом всегда махал рукой пред
лицом своим, как бы ища ухватить потерянное словечко, и уж никто не мог бы принудить его продолжать начатую речь, прежде чем он не отыщет пропавшего слова.
Одет он был безукоризненно, но
лицо его, на меня
по крайней мере, произвело болезненное впечатление: было в этом
лице что-то как бы тронутое землей, что-то похожее на
лицо помирающего человека.
Председатель начал было с того, что он свидетель без присяги, что он может показывать или умолчать, но что, конечно, все показанное должно быть
по совести, и т. д., и т. д. Иван Федорович слушал и мутно глядел на него; но вдруг
лицо его стало медленно раздвигаться в улыбку, и только что председатель, с удивлением на него смотревший, кончил говорить, он вдруг рассмеялся.
Затем младший брат подсудимого нам объявляет давеча сам, что фактов в подтверждение своей мысли о виновности Смердякова не имеет никаких, ни малейших, а заключает так лишь со слов самого подсудимого и „
по выражению его
лица“ — да, это колоссальное доказательство было дважды произнесено давеча его братом.
Мне, например, и еще двум
лицам в этой зале совершенно случайно стал известен, еще неделю назад, один факт, именно, что Иван Федорович Карамазов посылал в губернский город для размена два пятипроцентные билета
по пяти тысяч каждый, всего, стало быть, на десять тысяч.
Дайте, укажите нам хоть один факт в пользу подсудимого, и мы обрадуемся, — но факт осязательный, реальный, а не заключение
по выражению
лица подсудимого родным его братом или указание на то, что он, бия себя в грудь, непременно должен был на ладонку указывать, да еще в темноте.
— Ничего не дам, а ей пуще не дам! Она его не любила. Она у него тогда пушечку отняла, а он ей по-да-рил, — вдруг в голос прорыдал штабс-капитан при воспоминании о том, как Илюша уступил тогда свою пушечку маме. Бедная помешанная так и залилась вся тихим плачем, закрыв
лицо руками. Мальчики, видя, наконец, что отец не выпускает гроб от себя, а между тем пора нести, вдруг обступили гроб тесною кучкой и стали его подымать.