Неточные совпадения
Дело в том,
что это,
пожалуй, и деятель, но деятель неопределенный, невыяснившийся.
Вот если вы не согласитесь с этим последним тезисом и ответите: «Не так» или «не всегда так», то я,
пожалуй, и ободрюсь духом насчет значения героя моего Алексея Федоровича. Ибо не только чудак «не всегда» частность и обособление, а напротив, бывает так,
что он-то,
пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи — все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались…
Ну
что ж,
пожалуй, у тебя же есть свои две тысчоночки, вот тебе и приданое, а я тебя, мой ангел, никогда не оставлю, да и теперь внесу за тебя
что там следует, если спросят.
Правда,
пожалуй, и то,
что это испытанное и уже тысячелетнее орудие для нравственного перерождения человека от рабства к свободе и к нравственному совершенствованию может обратиться в обоюдоострое орудие, так
что иного,
пожалуй, приведет вместо смирения и окончательного самообладания, напротив, к самой сатанинской гордости, то есть к цепям, а не к свободе.
— А
пожалуй; вы в этом знаток. Только вот
что, Федор Павлович, вы сами сейчас изволили упомянуть,
что мы дали слово вести себя прилично, помните. Говорю вам, удержитесь. А начнете шута из себя строить, так я не намерен, чтобы меня с вами на одну доску здесь поставили… Видите, какой человек, — обратился он к монаху, — я вот с ним боюсь входить к порядочным людям.
— Ну-с, признаюсь, вы меня теперь несколько ободрили, — усмехнулся Миусов, переложив опять ногу на ногу. — Сколько я понимаю, это, стало быть, осуществление какого-то идеала, бесконечно далекого, во втором пришествии. Это как угодно. Прекрасная утопическая мечта об исчезновении войн, дипломатов, банков и проч. Что-то даже похожее на социализм. А то я думал,
что все это серьезно и
что церковь теперь, например, будет судить уголовщину и приговаривать розги и каторгу, а
пожалуй, так и смертную казнь.
— А ведь непредвиденное-то обстоятельство — это ведь я! — сейчас же подхватил Федор Павлович. — Слышите, отец, это Петр Александрович со мной не желает вместе оставаться, а то бы он тотчас пошел. И пойдете, Петр Александрович, извольте
пожаловать к отцу игумену, и — доброго вам аппетита! Знайте,
что это я уклонюсь, а не вы. Домой, домой, дома поем, а здесь чувствую себя неспособным, Петр Александрович, мой любезнейший родственник.
— А
чего ты весь трясешься? Знаешь ты штуку? Пусть он и честный человек, Митенька-то (он глуп, но честен); но он — сладострастник. Вот его определение и вся внутренняя суть. Это отец ему передал свое подлое сладострастие. Ведь я только на тебя, Алеша, дивлюсь: как это ты девственник? Ведь и ты Карамазов! Ведь в вашем семействе сладострастие до воспаления доведено. Ну вот эти три сладострастника друг за другом теперь и следят… с ножами за сапогом. Состукнулись трое лбами, а ты,
пожалуй, четвертый.
Когда я приехал и в баталион поступил, заговорили во всем городишке,
что вскоре
пожалует к нам, из столицы, вторая дочь подполковника, раскрасавица из красавиц, а теперь только что-де вышла из аристократического столичного одного института.
Испугалась ужасно: «Не пугайте, пожалуйста, от кого вы слышали?» — «Не беспокойтесь, говорю, никому не скажу, а вы знаете,
что я на сей счет могила, а вот
что хотел я вам только на сей счет тоже в виде, так сказать, „всякого случая“ присовокупить: когда потребуют у папаши четыре-то тысячки пятьсот, а у него не окажется, так
чем под суд-то, а потом в солдаты на старости лет угодить, пришлите мне тогда лучше вашу институтку секретно, мне как раз деньги выслали, я ей четыре-то тысячки,
пожалуй, и отвалю и в святости секрет сохраню».
— Это четыре-то тысячи! Да я пошутил-с,
что вы это? Слишком легковерно, сударыня, сосчитали. Сотенки две я,
пожалуй, с моим даже удовольствием и охотою, а четыре тысячи — это деньги не такие, барышня, чтоб их на такое легкомыслие кидать. Обеспокоить себя напрасно изволили.
— Ба! А ведь,
пожалуй, ты прав. Ах, я ослица, — вскинулся вдруг Федор Павлович, слегка ударив себя по лбу. — Ну, так пусть стоит твой монастырек, Алешка, коли так. А мы, умные люди, будем в тепле сидеть да коньячком пользоваться. Знаешь ли, Иван,
что это самим Богом должно быть непременно нарочно так устроено? Иван, говори: есть Бог или нет? Стой: наверно говори, серьезно говори!
Чего опять смеешься?
— Ну
что ж, я
пожалуй. Ух, голова болит. Убери коньяк, Иван, третий раз говорю. — Он задумался и вдруг длинно и хитро улыбнулся: — Не сердись, Иван, на старого мозгляка. Я знаю,
что ты не любишь меня, только все-таки не сердись. Не за
что меня и любить-то. В Чермашню съездишь, я к тебе сам приеду, гостинцу привезу. Я тебе там одну девчоночку укажу, я ее там давно насмотрел. Пока она еще босоножка. Не пугайся босоножек, не презирай — перлы!..
— А хотя бы даже и смерти? К
чему же лгать пред собою, когда все люди так живут, а
пожалуй, так и не могут иначе жить. Ты это насчет давешних моих слов о том,
что «два гада поедят друг друга»? Позволь и тебя спросить в таком случае: считаешь ты и меня, как Дмитрия, способным пролить кровь Езопа, ну, убить его, а?
— Засади я его, подлеца, она услышит,
что я его засадил, и тотчас к нему побежит. А услышит если сегодня,
что тот меня до полусмерти, слабого старика, избил, так,
пожалуй, бросит его, да ко мне придет навестить… Вот ведь мы какими характерами одарены — только чтобы насупротив делать. Я ее насквозь знаю! А
что, коньячку не выпьешь? Возьми-ка кофейку холодненького, да я тебе и прилью четверть рюмочки, хорошо это, брат, для вкуса.
«Слава Богу,
что он меня про Грушеньку не спросил, — подумал в свою очередь Алеша, выходя от отца и направляясь в дом госпожи Хохлаковой, — а то бы пришлось,
пожалуй, про вчерашнюю встречу с Грушенькой рассказать».
— Стойте, Алексей Федорович, стойте, — схватился опять за новую, вдруг представившуюся ему мечту штабс-капитан и опять затараторил исступленною скороговоркой, — да знаете ли вы,
что мы с Илюшкой,
пожалуй, и впрямь теперь мечту осуществим: купим лошадку да кибитку, да лошадку-то вороненькую, он просил непременно чтобы вороненькую, да и отправимся, как третьего дня расписывали.
Заплакал бы и,
пожалуй, завтра пришел бы ко мне
чем свет и бросил бы, может быть, мне кредитки и растоптал бы как давеча.
Стал на сладострастии своем и тоже будто на камне… хотя после тридцати-то лет, правда, и не на
чем,
пожалуй, стать, кроме как на этом…
Не стану я, разумеется, перебирать на этот счет все современные аксиомы русских мальчиков, все сплошь выведенные из европейских гипотез; потому
что что там гипотеза, то у русского мальчика тотчас же аксиома, и не только у мальчиков, но,
пожалуй, и у ихних профессоров, потому
что и профессора русские весьма часто у нас теперь те же русские мальчики.
Иной шутник скажет,
пожалуй,
что все равно дитя вырастет и успеет нагрешить, но вот же он не вырос, его восьмилетнего затравили собаками.
Видишь ли, Алеша, ведь, может быть, и действительно так случится,
что когда я сам доживу до того момента али воскресну, чтоб увидеть его, то и сам я,
пожалуй, воскликну со всеми, смотря на мать, обнявшуюся с мучителем ее дитяти: «Прав ты, Господи!», но я не хочу тогда восклицать.
— А, это ты подхватил вчерашнее словцо, которым так обиделся Миусов… и
что так наивно выскочил и переговорил брат Дмитрий? — криво усмехнулся он. — Да,
пожалуй: «все позволено», если уж слово произнесено. Не отрекаюсь. Да и редакция Митенькина недурна.
Ну иди теперь к твоему Pater Seraphicus, ведь он умирает; умрет без тебя, так еще,
пожалуй, на меня рассердишься,
что я тебя задержал.
А коль Аграфена Александровна не прийдет (потому
что оне,
пожалуй, совсем и не намерены вовсе никогда прийти-с), то накинутся на меня опять завтра поутру: «Зачем не пришла?
Ты и не знал сего, а может быть, ты уже тем в него семя бросил дурное, и возрастет оно,
пожалуй, а все потому,
что ты не уберегся пред дитятей, потому
что любви осмотрительной, деятельной не воспитал в себе.
Отошел он, впрочем, поскорее, ибо почувствовал,
что и сам,
пожалуй, глядя на него, заплачет.
— Говорите теперь, где это вас угораздило? Подрались,
что ли, с кем? Не в трактире ли опять, как тогда? Не опять ли с капитаном, как тогда, били его и таскали? — как бы с укоризною припомнил Петр Ильич. — Кого еще прибили… али убили,
пожалуй?
Пожаловал же к нам всего назад три года, но уже заслужил общее сочувствие тем, главное,
что «умел соединить общество».
Стало быть, надо было спешить на место, в Мокрое, чтобы накрыть преступника прежде,
чем он,
пожалуй, и в самом деле вздумал бы застрелиться.
— Нет, не то чтобы раскаяние, этого не записывайте. Сам-то я нехорош, господа, вот
что, сам-то я не очень красив, а потому права не имел и его считать отвратительным, вот
что! Это,
пожалуй, запишите.
Прокурор так и впился в показание: оказывалось для следствия ясным (как и впрямь потом вывели),
что половина или часть трех тысяч, доставшихся в руки Мите, действительно могла оставаться где-нибудь припрятанною в городе, а
пожалуй так даже где-нибудь и тут в Мокром, так
что выяснялось таким образом и то щекотливое для следствия обстоятельство,
что у Мити нашли в руках всего только восемьсот рублей — обстоятельство, бывшее до сих пор хотя единственным и довольно ничтожным, но все же некоторым свидетельством в пользу Мити.
— Наконец-то пришел! — крикнула она, бросив карты и радостно здороваясь с Алешей, — а Максимушка так пугал,
что,
пожалуй, уж и не придешь. Ах, как тебя нужно! Садись к столу; ну
что тебе, кофею?
Почему с отвращением вспоминал это потом, почему на другой день утром в дороге так вдруг затосковал, а въезжая в Москву, сказал себе: «Я подлец!» И вот теперь ему однажды подумалось,
что из-за всех этих мучительных мыслей он,
пожалуй, готов забыть даже и Катерину Ивановну, до того они сильно им вдруг опять овладели!
— А об том «ином прочем» я сею минутой разумел,
что вы,
пожалуй, и сами очень желали тогда смерти родителя вашего.
Похоже было на то,
что джентльмен принадлежит к разряду бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет и порядочное общество, имевший когда-то связи и сохранивший их,
пожалуй, и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой жизни в молодости и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы в приживальщика хорошего тона, скитающегося по добрым старым знакомым, которые принимают его за уживчивый складный характер, да еще и ввиду того,
что все же порядочный человек, которого даже и при ком угодно можно посадить у себя за стол, хотя, конечно, на скромное место.
Я ведь знаю, тут есть секрет, но секрет мне ни за
что не хотят открыть, потому
что я,
пожалуй, тогда, догадавшись, в
чем дело, рявкну «осанну», и тотчас исчезнет необходимый минус и начнется во всем мире благоразумие, а с ним, разумеется, и конец всему, даже газетам и журналам, потому
что кто ж на них тогда станет подписываться.
Видевшие и слышавшие подсудимого в этот месяц почувствовали наконец,
что тут уже могут быть не одни крики и угрозы отцу, но
что при таком исступлении угрозы,
пожалуй, перейдут и в дело.
Скажут,
пожалуй: к
чему он кричал о своем намерении по трактирам?
Но скажут мне, может быть, он именно притворился, чтоб на него, как на больного, не подумали, а подсудимому сообщил про деньги и про знаки именно для того, чтоб тот соблазнился и сам пришел, и убил, и когда, видите ли, тот, убив, уйдет и унесет деньги и при этом,
пожалуй, нашумит, нагремит, разбудит свидетелей, то тогда, видите ли, встанет и Смердяков, и пойдет — ну
что же делать пойдет?
От ужаса, а может, и от омерзения к ней, да и то еще хорошо,
что сторонятся, а
пожалуй, возьмут да и перестанут сторониться, и станут твердою стеной перед стремящимся видением, и сами остановят сумасшедшую скачку нашей разнузданности, в видах спасения себя, просвещения и цивилизации!
Но если уж я так кровожаден и жестоко расчетлив,
что, убив, соскочил лишь для того, чтобы посмотреть, жив ли на меня свидетель или нет, то к
чему бы, кажется, возиться над этою новою жертвою моей целых пять минут, да еще нажить,
пожалуй, новых свидетелей?
Но почему же я не могу предположить, например, хоть такое обстоятельство,
что старик Федор Павлович, запершись дома, в нетерпеливом истерическом ожидании своей возлюбленной вдруг вздумал бы, от нечего делать, вынуть пакет и его распечатать: „
Что, дескать, пакет, еще,
пожалуй, и не поверит, а как тридцать-то радужных в одной пачке ей покажу, небось сильнее подействует, потекут слюнки“, — и вот он разрывает конверт, вынимает деньги, а конверт бросает на пол властной рукой хозяина и уж, конечно, не боясь никакой улики.
Возразят,
пожалуй: „Есть свидетели,
что он прокутил в селе Мокром все эти три тысячи, взятые у госпожи Верховцевой, за месяц перед катастрофой, разом, как одну копейку, стало быть, не мог отделить от них половину“.