Неточные совпадения
В самое же последнее время он как-то обрюзг, как-то стал терять ровность, самоотчетность, впал даже в какое-то легкомыслие, начинал
одно и кончал
другим, как-то раскидывался и все чаще и чаще напивался пьян, и если бы не все тот же лакей Григорий, тоже порядочно к тому времени состарившийся и смотревший
за ним иногда вроде почти гувернера, то, может быть, Федор Павлович и не прожил бы без особых хлопот.
В
одни сутки я могу даже лучшего человека возненавидеть:
одного за то, что он долго ест
за обедом,
другого за то, что у него насморк и он беспрерывно сморкается.
Они расходились по домам из класса со своими ранчиками
за плечами,
другие с кожаными мешочками на ремнях через плечо,
одни в курточках,
другие в пальтишках, а иные и в высоких сапогах со складками на голенищах, в каких особенно любят щеголять маленькие детки, которых балуют зажиточные отцы.
— Да, мне. Давеча он на улице с мальчиками камнями перебрасывался; они в него шестеро кидают, а он
один. Я подошел к нему, а он и в меня камень бросил, потом
другой мне в голову. Я спросил: что я ему сделал? Он вдруг бросился и больно укусил мне палец, не знаю
за что.
— Страшно так и храбро, особенно коли молодые офицерики с пистолетами в руках
один против
другого палят
за которую-нибудь. Просто картинка. Ах, кабы девиц пускали смотреть, я ужасно как хотела бы посмотреть.
— Сам понимаешь, значит, для чего.
Другим одно, а нам, желторотым,
другое, нам прежде всего надо предвечные вопросы разрешить, вот наша забота. Вся молодая Россия только лишь о вековечных вопросах теперь и толкует. Именно теперь, как старики все полезли вдруг практическими вопросами заниматься. Ты из-за чего все три месяца глядел на меня в ожидании? Чтобы допросить меня: «Како веруеши али вовсе не веруеши?» — вот ведь к чему сводились ваши трехмесячные взгляды, Алексей Федорович, ведь так?
— Длинный припадок такой-с, чрезвычайно длинный-с. Несколько часов-с али, пожалуй, день и
другой продолжается-с. Раз со мной продолжалось это дня три, упал я с чердака тогда. Перестанет бить, а потом зачнет опять; и я все три дня не мог в разум войти.
За Герценштубе,
за здешним доктором, тогда Федор Павлович посылали-с, так тот льду к темени прикладывал да еще
одно средство употребил… Помереть бы мог-с.
Веришь ли тому: никто-то здесь не смеет сказать и подумать, чтоб к Аграфене Александровне
за худым этим делом прийти; старик
один только тут у меня, связана я ему и продана, сатана нас венчал, зато из
других — никто.
Могло все это происходить косвенно и как бы бессознательно даже от тайных мук его совести
за воровски присвоенные им деньги Катерины Ивановны: «Пред
одной подлец и пред
другой тотчас же выйду опять подлец, — думал он тогда, как сам потом признавался, — да Грушенька коли узнает, так и сама не захочет такого подлеца».
Он глядел на это прошлое с бесконечным состраданием и решил со всем пламенем своей страсти, что раз Грушенька выговорит ему, что его любит и
за него идет, то тотчас же и начнется совсем новая Грушенька, а вместе с нею и совсем новый Дмитрий Федорович, безо всяких уже пороков, а лишь с
одними добродетелями: оба они
друг другу простят и начнут свою жизнь уже совсем по-новому.
— Подождите же! — крикнула госпожа Хохлакова, вскочила и бросилась к своему великолепному бюро с бесчисленными ящичками и начала выдвигать
один ящик
за другим, что-то отыскивая и ужасно торопясь.
Другая дочка-мужичка была замужем
за чиновником, каким-то выслужившимся писаречком, и в
одной из комнат постоялого двора на стенке можно было видеть в числе семейных фотографий, миниатюрнейшего размера, фотографию и этого чиновничка в мундире и в чиновных погонах.
— Гости проезжие-с… Один-то чиновник, надоть быть из поляков, по разговору судя, он-то
за ней и послал лошадей отсюдова; а
другой с ним товарищ его али попутчик, кто разберет; по-штатски одеты…
Как раз в это лето, в июле месяце, во время вакаций, случилось так, что маменька с сынком отправились погостить на недельку в
другой уезд,
за семьдесят верст, к
одной дальней родственнице, муж которой служил на станции железной дороги (той самой, ближайшей от нашего города станции, с которой Иван Федорович Карамазов месяц спустя отправился в Москву).
Его нарочно выписала и пригласила из Москвы Катерина Ивановна
за большие деньги — не для Илюшечки, а для
другой одной цели, о которой будет сказано ниже и в своем месте, но уж так как он прибыл, то и попросила его навестить и Илюшечку, о чем штабс-капитан был заранее предуведомлен.
Эта Катя — cette charmante personne, [эта очаровательная особа (фр.).] она разбила все мои надежды: теперь она пойдет
за одним вашим братом в Сибирь, а
другой ваш брат поедет
за ней и будет жить в соседнем городе, и все будут мучить
друг друга.
Вдруг он бросил звонок, плюнул, повернул назад и быстро пошел опять совсем на
другой, противоположный конец города, версты
за две от своей квартиры, в
один крошечный, скосившийся бревенчатый домик, в котором квартировала Марья Кондратьевна, бывшая соседка Федора Павловича, приходившая к Федору Павловичу на кухню
за супом и которой Смердяков пел тогда свои песни и играл на гитаре.
— Уверенный в вашем согласии, я уж знал бы, что вы
за потерянные эти три тысячи, возвратясь, вопля не подымете, если бы почему-нибудь меня вместо Дмитрия Федоровича начальство заподозрило али с Дмитрием Федоровичем в товарищах; напротив, от
других защитили бы… А наследство получив, так и потом когда могли меня наградить, во всю следующую жизнь, потому что все же вы через меня наследство это получить изволили, а то, женимшись на Аграфене Александровне, вышел бы вам
один только шиш.
— То-то и есть, что в уме… и в подлом уме, в таком же, как и вы, как и все эти… р-рожи! — обернулся он вдруг на публику. — Убили отца, а притворяются, что испугались, — проскрежетал он с яростным презрением. —
Друг пред
другом кривляются. Лгуны! Все желают смерти отца.
Один гад съедает
другую гадину… Не будь отцеубийства — все бы они рассердились и разошлись злые… Зрелищ! «Хлеба и зрелищ!» Впрочем, ведь и я хорош! Есть у вас вода или нет, дайте напиться, Христа ради! — схватил он вдруг себя
за голову.
Ну что это
за сообщники, которые тотчас же начинают говорить
один на
другого, — да этого никогда не бывает.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с
другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни
один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это
за жаркое? Это не жаркое.
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего тела;
за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям;
за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом;
за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся
одна к
другой с самым сатирическим выраженьем лица, относящимся прямо к семейству городничего.
«Грехи, грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко и
за барина, — // Какую принял казнь!» // — Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные // И горячо заспорили // О том, кто всех грешней? //
Один сказал: кабатчики, //
Другой сказал: помещики, // А третий — мужики. // То был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный и зажиточный
Некоторое время Угрюм-Бурчеев безмолвствовал. С каким-то странным любопытством следил он, как волна плывет
за волною, сперва
одна, потом
другая, и еще, и еще… И все это куда-то стремится и где-то, должно быть, исчезает…
— Валом валит солдат! — говорили глуповцы, и казалось им, что это люди какие-то особенные, что они самой природой созданы для того, чтоб ходить без конца, ходить по всем направлениям. Что они спускаются с
одной плоской возвышенности для того, чтобы лезть на
другую плоскую возвышенность, переходят через
один мост для того, чтобы перейти вслед
за тем через
другой мост. И еще мост, и еще плоская возвышенность, и еще, и еще…