Неточные совпадения
Вот это и начал эксплуатировать Федор Павлович, то есть отделываться малыми подачками, временными высылками, и в конце концов так случилось, что когда, уже года четыре спустя, Митя, потеряв терпение, явился в наш городок в другой раз, чтобы совсем уж покончить дела с родителем, то вдруг оказалось, к его величайшему изумлению, что у него уже ровно нет
ничего, что и сосчитать даже трудно, что он перебрал уже деньгами всю стоимость своего имущества у Федора Павловича, может быть
еще даже сам должен ему; что по таким-то и таким-то сделкам, в которые сам тогда-то и тогда пожелал вступить, он и права не имеет требовать
ничего более, и проч., и проч.
Никто ему на это
ничего из его сопутников не заметил, так что нечего было ему конфузиться; но, заметив это, он
еще больше сконфузился.
На бледных, бескровных губах монашка показалась тонкая, молчальная улыбочка, не без хитрости в своем роде, но он
ничего не ответил, и слишком ясно было, что промолчал из чувства собственного достоинства. Миусов
еще больше наморщился.
Все же это
ничем не унизит его, не отнимет ни чести, ни славы его как великого государства, ни славы властителей его, а лишь поставит его с ложной,
еще языческой и ошибочной дороги на правильную и истинную дорогу, единственно ведущую к вечным целям.
— Врешь! Не надо теперь спрашивать,
ничего не надо! Я передумал. Это вчера глупость в башку мне сглупу влезла.
Ничего не дам, ничегошеньки, мне денежки мои нужны самому, — замахал рукою старик. — Я его и без того, как таракана, придавлю.
Ничего не говори ему, а то
еще будет надеяться. Да и тебе совсем нечего у меня делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую он так тщательно от меня все время прятал, за него идет али нет? Ты вчера ходил к ней, кажется?
— Это
ничего,
ничего! — с плачем продолжала она, — это от расстройства, от сегодняшней ночи, но подле таких двух друзей, как вы и брат ваш, я
еще чувствую себя крепкою… потому что знаю… вы оба меня никогда не оставите…
Но деточки
ничего не съели и пока
еще ни в чем не виновны.
Тогда это не могло быть
еще так видно, ибо будущее было неведомо, но теперь, когда прошло пятнадцать веков, мы видим, что все в этих трех вопросах до того угадано и предсказано и до того оправдалось, что прибавить к ним или убавить от них
ничего нельзя более.
Странное дело: казалось бы, что тут при таком решении, кроме отчаяния,
ничего уже более для него не оставалось; ибо где взять вдруг такие деньги, да
еще такому голышу, как он?
— Ну вот, ну вот, экой ты! — укоризненно воскликнула Грушенька. — Вот он такой точно ходил ко мне, — вдруг заговорит, а я
ничего не понимаю. А один раз так же заплакал, а теперь вот в другой — экой стыд! С чего ты плачешь-то? Было бы
еще с чего? — прибавила она вдруг загадочно и с каким-то раздражением напирая на свое словечко.
О, он многое предчувствовал;
ничего еще она ему не сказала такого и даже видимо нарочно задерживала сказать, изредка только поглядывая на него ласковым, но горячим глазком.
— Не давала, не давала! Я ему отказала, потому что он не умел оценить. Он вышел в бешенстве и затопал ногами. Он на меня бросился, а я отскочила… И я вам скажу
еще, как человеку, от которого теперь уж
ничего скрывать не намерена, что он даже в меня плюнул, можете это себе представить? Но что же мы стоим? Ах, сядьте… Извините, я… Или лучше бегите, бегите, вам надо бежать и спасти несчастного старика от ужасной смерти!
— Ну что ж теперь, пороть розгами, что ли, меня начнете, ведь больше-то
ничего не осталось, — заскрежетал он, обращаясь к прокурору. К Николаю Парфеновичу он и повернуться уже не хотел, как бы и говорить с ним не удостоивая. «Слишком уж пристально мои носки осматривал, да
еще велел, подлец, выворотить, это он нарочно, чтобы выставить всем, какое у меня грязное белье!»
И вы хотите, чтоб я таким насмешникам, как вы,
ничего не видящим и
ничему не верящим, слепым кротам и насмешникам, стал открывать и рассказывать
еще новую подлость мою,
еще новый позор, хотя бы это и спасло меня от вашего обвинения?
— А почем я знаю, про какого? Теперь у них до вечера крику будет. Я люблю расшевелить дураков во всех слоях общества. Вот и
еще стоит олух, вот этот мужик. Заметь себе, говорят: «
Ничего нет глупее глупого француза», но и русская физиономия выдает себя. Ну не написано ль у этого на лице, что он дурак, вот у этого мужика, а?
— А я знаю, кто основал Трою, — вдруг проговорил совсем неожиданно один доселе
ничего почти
еще не сказавший мальчик, молчаливый и видимо застенчивый, очень собою хорошенький, лет одиннадцати, по фамилии Карташов.
— Ваше превосходительство, ради Христа! — испуганно остановил его
еще раз штабс-капитан, — ваше превосходительство!.. так разве
ничего, неужели
ничего, совсем
ничего теперь не спасет?..
— В Сикарузы! — вскричал штабс-капитан, как бы
ничего еще не понимая.
Стало быть, верно, что был Дмитрий Федорович, вскочило мне тотчас в голову и тотчас тут же порешил все это покончить внезапно-с, так как Григорий Васильевич если и живы
еще, то, лежа в бесчувствии, пока
ничего не увидят.
Полагали, впрочем, что он делает это много-много что для игры, так сказать для некоторого юридического блеска, чтоб уж
ничего не было забыто из принятых адвокатских приемов: ибо все были убеждены, что какой-нибудь большой и окончательной пользы он всеми этими «подмарываниями» не мог достичь и, вероятно, это сам лучше всех понимает, имея какую-то свою идею в запасе, какое-то
еще пока припрятанное оружие защиты, которое вдруг и обнаружит, когда придет срок.
На этом прокурор прекратил расспросы. Ответы Алеши произвели было на публику самое разочаровывающее впечатление. О Смердякове у нас уже поговаривали
еще до суда, кто-то что-то слышал, кто-то на что-то указывал, говорили про Алешу, что он накопил какие-то чрезвычайные доказательства в пользу брата и в виновности лакея, и вот —
ничего, никаких доказательств, кроме каких-то нравственных убеждений, столь естественных в его качестве родного брата подсудимого.
(Замечу в скобках, что он, несмотря на то, что был вызван из Петербурга отчасти и самою Катериною Ивановной, — все-таки не знал
ничего об эпизоде о пяти тысячах, данных ей Митей
еще в том городе и о «земном поклоне».
Предстояло
еще выслушать несколько свидетелей, которые, вероятно,
ничего особенного не могли сообщить ввиду всего, что было уже сообщено.
Но вот, однако же, уходят дома, колесница все подвигается — о, это
ничего, до поворота во вторую улицу
еще так далеко, и вот он все
еще бодро смотрит направо и налево и на эти тысячи безучастно любопытных людей, приковавшихся к нему взглядами, и ему все
еще мерещится, что он такой же, как и они, человек.
Но вот уже и поворот в другую улицу — о! это
ничего,
ничего,
еще целая улица.
Он
ничего еще не успел приготовить в уме своем для ответа.
Как мог подсудимый совсем-таки
ничего не помять в постели и вдобавок с окровавленными
еще руками не замарать свежайшего, тонкого постельного белья, которое нарочно на этот раз было постлано?
Она замолкла, как бы что задавив в душе. Она
еще не могла опомниться. Вошла она, как оказалось потом, совсем нечаянно, вовсе
ничего не подозревая и не ожидая встретить, что встретила.
— Как я рад, что вы пришли, Карамазов! — воскликнул он, протягивая Алеше руку. — Здесь ужасно. Право, тяжело смотреть. Снегирев не пьян, мы знаем наверно, что он
ничего сегодня не пил, а как будто пьян… Я тверд всегда, но это ужасно. Карамазов, если не задержу вас, один бы только
еще вопрос, прежде чем вы войдете?
Знайте же, что
ничего нет выше, и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное
еще из детства, из родительского дома.