Неточные совпадения
Федор Павлович, например, начал почти
что ни с
чем, помещик он был самый маленький, бегал обедать по чужим столам, норовил в приживальщики, а между тем в момент кончины его у него оказалось
до ста тысяч рублей чистыми деньгами.
Что же
до обоюдной любви, то ее вовсе, кажется, не было — ни со стороны невесты, ни с его стороны, несмотря даже на красивость Аделаиды Ивановны.
Рассказывали,
что молодая супруга выказала при том несравненно более благородства и возвышенности, нежели Федор Павлович, который, как известно теперь, подтибрил у нее тогда же, разом, все ее денежки,
до двадцати пяти тысяч, только
что она их получила, так
что тысячки эти с тех пор решительно как бы канули для нее в воду.
Федор Павлович узнал о смерти своей супруги пьяный; говорят, побежал по улице и начал кричать, в радости воздевая руки к небу: «Ныне отпущаеши», а по другим — плакал навзрыд как маленький ребенок, и
до того,
что, говорят, жалко даже было смотреть на него, несмотря на все к нему отвращение.
Подробностей не знаю, но слышал лишь то,
что будто воспитанницу, кроткую, незлобивую и безответную, раз сняли с петли, которую она привесила на гвозде в чулане, —
до того тяжело было ей переносить своенравие и вечные попреки этой, по-видимому не злой, старухи, но бывшей лишь нестерпимейшею самодуркой от праздности.
Григорий снес эту пощечину как преданный раб, не сгрубил ни слова, и когда провожал старую барыню
до кареты, то, поклонившись ей в пояс, внушительно произнес,
что ей «за сирот Бог заплатит».
Случилось так,
что и генеральша скоро после того умерла, но выговорив, однако, в завещании обоим малюткам по тысяче рублей каждому «на их обучение, и чтобы все эти деньги были на них истрачены непременно, но с тем, чтобы хватило вплоть
до совершеннолетия, потому
что слишком довольно и такой подачки для этаких детей, а если кому угодно, то пусть сам раскошеливается», и проч., и проч.
Он сохранил малюткам по их тысяче, оставленной генеральшей, неприкосновенно, так
что они к совершеннолетию их возросли процентами, каждая
до двух, воспитал же их на свои деньги и уж, конечно, гораздо более,
чем по тысяче, издержал на каждого.
Статейки эти, говорят, были так всегда любопытно и пикантно составлены,
что быстро пошли в ход, и уж в этом одном молодой человек оказал все свое практическое и умственное превосходство над тою многочисленною, вечно нуждающеюся и несчастною частью нашей учащейся молодежи обоего пола, которая в столицах, по обыкновению, с утра
до ночи обивает пороги разных газет и журналов, не умея ничего лучше выдумать, кроме вечного повторения одной и той же просьбы о переводах с французского или о переписке.
Только впоследствии объяснилось,
что Иван Федорович приезжал отчасти по просьбе и по делам своего старшего брата, Дмитрия Федоровича, которого в первый раз отроду узнал и увидал тоже почти в это же самое время, в этот самый приезд, но с которым, однако же, по одному важному случаю, касавшемуся более Дмитрия Федоровича, вступил еще
до приезда своего из Москвы в переписку.
В детстве и юности он был мало экспансивен и даже мало разговорчив, но не от недоверия, не от робости или угрюмой нелюдимости, вовсе даже напротив, а от чего-то другого, от какой-то как бы внутренней заботы, собственно личной,
до других не касавшейся, но столь для него важной,
что он из-за нее как бы забывал других.
Мало того, в этом смысле он
до того дошел,
что его никто не мог ни удивить, ни испугать, и это даже в самой ранней своей молодости.
Очутившись в доме своего благодетеля и воспитателя, Ефима Петровича Поленова, он
до того привязал к себе всех в этом семействе,
что его решительно считали там как бы за родное дитя.
Он с самого детства любил уходить в угол и книжки читать, и, однако же, и товарищи его
до того полюбили,
что решительно можно было назвать его всеобщим любимцем во все время пребывания его в школе.
Была в нем одна лишь черта, которая во всех классах гимназии, начиная с низшего и даже
до высших, возбуждала в его товарищах постоянное желание подтрунить над ним, но не из злобной насмешки, а потому,
что это было им весело.
Видно было,
что у него есть, может быть, тысяч
до ста или разве немногим только менее.
А впрочем, ступай, доберись там
до правды, да и приди рассказать: все же идти на тот свет будет легче, коли наверно знаешь,
что там такое.
Да и приличнее тебе будет у монахов,
чем у меня, с пьяным старикашкой да с девчонками… хоть
до тебя, как
до ангела, ничего не коснется.
Ну авось и там
до тебя ничего не коснется, вот ведь я почему и дозволяю тебе,
что на последнее надеюсь.
Про старца Зосиму говорили многие,
что он, допуская к себе столь многие годы всех приходивших к нему исповедовать сердце свое и жаждавших от него совета и врачебного слова,
до того много принял в душу свою откровений, сокрушений, сознаний,
что под конец приобрел прозорливость уже столь тонкую,
что с первого взгляда на лицо незнакомого, приходившего к нему, мог угадывать: с
чем тот пришел,
чего тому нужно и даже какого рода мучение терзает его совесть, и удивлял, смущал и почти пугал иногда пришедшего таким знанием тайны его, прежде
чем тот молвил слово.
Кажется,
что на Алешу произвел сильнейшее впечатление приезд его обоих братьев, которых он
до того совершенно не знал.
Ему все казалось почему-то,
что Иван чем-то занят, чем-то внутренним и важным,
что он стремится к какой-то цели, может быть очень трудной, так
что ему не
до него, и
что вот это и есть та единственная причина, почему он смотрит на Алешу рассеянно.
Иван Федорович раскланялся очень важно и вежливо, но тоже держа руки по швам, а Калганов
до того сконфузился,
что и совсем не поклонился.
А
что до Дидерота, так я этого «рече безумца» раз двадцать от здешних же помещиков еще в молодых летах моих слышал, как у них проживал; от вашей тетеньки, Петр Александрович, Мавры Фоминишны тоже, между прочим, слышал.
Все-то они
до сих пор уверены,
что безбожник Дидерот к митрополиту Платону спорить о Боге приходил…
Многие из «высших» даже лиц и даже из ученейших, мало того, некоторые из вольнодумных даже лиц, приходившие или по любопытству, или по иному поводу, входя в келью со всеми или получая свидание наедине, ставили себе в первейшую обязанность, все
до единого, глубочайшую почтительность и деликатность во все время свидания, тем более
что здесь денег не полагалось, а была лишь любовь и милость с одной стороны, а с другой — покаяние и жажда разрешить какой-нибудь трудный вопрос души или трудный момент в жизни собственного сердца.
Именно мне все так и кажется, когда я к людям вхожу,
что я подлее всех и
что меня все за шута принимают, так вот «давай же я и в самом деле сыграю шута, не боюсь ваших мнений, потому
что все вы
до единого подлее меня!» Вот потому я и шут, от стыда шут, старец великий, от стыда.
Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий
до того доходит,
что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение и к себе и к другим.
И ведь знает человек,
что никто не обидел его, а
что он сам себе обиду навыдумал и налгал для красы, сам преувеличил, чтобы картину создать, к слову привязался и из горошинки сделал гору, — знает сам это, а все-таки самый первый обижается, обижается
до приятности,
до ощущения большого удовольствия, а тем самым доходит и
до вражды истинной…
Именно, именно я-то всю жизнь и обижался
до приятности, для эстетики обижался, ибо не токмо приятно, но и красиво иной раз обиженным быть; — вот
что вы забыли, великий старец: красиво!
— Какое мне дело
до вашей веры! — крикнул было Миусов, но вдруг сдержал себя, с презрением проговорив: — Вы буквально мараете все, к
чему ни прикоснетесь.
Послушайте, вы целитель, вы знаток души человеческой; я, конечно, не смею претендовать на то, чтобы вы мне совершенно верили, но уверяю вас самым великим словом,
что я не из легкомыслия теперь говорю,
что мысль эта о будущей загробной жизни
до страдания волнует меня,
до ужаса и испуга…
В мечтах я нередко, говорит, доходил
до страстных помыслов о служении человечеству и, может быть, действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о
чем знаю из опыта.
Если не дойдете
до счастия, то всегда помните,
что вы на хорошей дороге, и постарайтесь с нее не сходить.
Тут действительно доходит
до того,
что даже и жизнь отдают, только бы не продлилось долго, а поскорей совершилось, как бы на сцене, и чтобы все глядели и хвалили.
Дело в том,
что он и прежде с Иваном Федоровичем несколько пикировался в познаниях и некоторую небрежность его к себе хладнокровно не выносил: «
До сих пор, по крайней мере, стоял на высоте всего,
что есть передового в Европе, а это новое поколение решительно нас игнорирует», — думал он про себя.
— Совершенно обратно изволите понимать! — строго проговорил отец Паисий, — не церковь обращается в государство, поймите это. То Рим и его мечта. То третье диаволово искушение! А, напротив, государство обращается в церковь, восходит
до церкви и становится церковью на всей земле,
что совершенно уже противоположно и ультрамонтанству, и Риму, и вашему толкованию, и есть лишь великое предназначение православия на земле. От Востока звезда сия воссияет.
Не далее как дней пять тому назад, в одном здешнем, по преимуществу дамском, обществе он торжественно заявил в споре,
что на всей земле нет решительно ничего такого,
что бы заставляло людей любить себе подобных,
что такого закона природы: чтобы человек любил человечество — не существует вовсе, и
что если есть и была
до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому,
что люди веровали в свое бессмертие.
Но и этого мало, он закончил утверждением,
что для каждого частного лица, например как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и
что эгоизм даже
до злодейства не только должен быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении.
Есть у старых лгунов, всю жизнь свою проактерствовавших, минуты, когда они
до того зарисуются,
что уже воистину дрожат и плачут от волнения, несмотря на то,
что даже в это самое мгновение (или секунду только спустя) могли бы сами шепнуть себе: «Ведь ты лжешь, старый бесстыдник, ведь ты актер и теперь, несмотря на весь твой „святой“ гнев и „святую“ минуту гнева».
— А
чего ты весь трясешься? Знаешь ты штуку? Пусть он и честный человек, Митенька-то (он глуп, но честен); но он — сладострастник. Вот его определение и вся внутренняя суть. Это отец ему передал свое подлое сладострастие. Ведь я только на тебя, Алеша, дивлюсь: как это ты девственник? Ведь и ты Карамазов! Ведь в вашем семействе сладострастие
до воспаления доведено. Ну вот эти три сладострастника друг за другом теперь и следят… с ножами за сапогом. Состукнулись трое лбами, а ты, пожалуй, четвертый.
Конец карьеры моей, по толкованию твоего братца, в том,
что оттенок социализма не помешает мне откладывать на текущий счет подписные денежки и пускать их при случае в оборот, под руководством какого-нибудь жидишки,
до тех пор, пока не выстрою капитальный дом в Петербурге, с тем чтобы перевесть в него и редакцию, а в остальные этажи напустить жильцов.
Он почувствовал про себя,
что дрянного Федора Павловича, в сущности, должен бы был он
до того не уважать,
что не следовало бы ему терять свое хладнокровие в келье старца и так самому потеряться, как оно вышло.
Миусов умолк. Произнеся последние слова своей тирады, он остался собою совершенно доволен,
до того,
что и следов недавнего раздражения не осталось в душе его. Он вполне и искренно любил опять человечество. Игумен, с важностью выслушав его, слегка наклонил голову и произнес в ответ...
Ему вспомнились его же собственные слова у старца: «Мне все так и кажется, когда я вхожу куда-нибудь,
что я подлее всех и
что меня все за шута принимают, — так вот давай же я и в самом деле сыграю шута, потому
что вы все
до единого глупее и подлее меня».
Он еще не знал хорошо,
что сделает, но знал,
что уже не владеет собою и — чуть толчок — мигом дойдет теперь
до последнего предела какой-нибудь мерзости, — впрочем, только мерзости, а отнюдь не какого-нибудь преступления или такой выходки, за которую может суд наказать.
Были когда-то злые сплетни, достигшие даже
до архиерея (не только по нашему, но и в других монастырях, где установилось старчество),
что будто слишком уважаются старцы, в ущерб даже сану игуменскому, и
что, между прочим, будто бы старцы злоупотребляют таинством исповеди и проч., и проч.
Опять нотабене. Никогда и ничего такого особенного не значил наш монастырь в его жизни, и никаких горьких слез не проливал он из-за него. Но он
до того увлекся выделанными слезами своими,
что на одно мгновение чуть было себе сам не поверил; даже заплакал было от умиления; но в тот же миг почувствовал,
что пора поворачивать оглобли назад. Игумен на злобную ложь его наклонил голову и опять внушительно произнес...
Увидя это, Григорий был
до того убит,
что не только молчал вплоть
до самого дня крещения, но и нарочно уходил молчать в сад.
Купчиха Кондратьева, одна зажиточная вдова, даже так распорядилась,
что в конце еще апреля завела Лизавету к себе, с тем чтоб ее и не выпускать
до самых родов.