— Ах, милый, милый Алексей Федорович, тут-то, может быть, самое главное, — вскрикнула госпожа Хохлакова, вдруг заплакав. — Бог видит, что я вам искренно доверяю Lise, и это ничего, что она вас тайком от матери позвала. Но Ивану Федоровичу, вашему брату, простите меня, я не могу
доверить дочь мою с такою легкостью, хотя и продолжаю считать его за самого рыцарского молодого человека. А представьте, он вдруг и был у Lise, а я этого ничего и не знала.
Неточные совпадения
Надежда Антоновна. Что касается до меня, я давно их не жалую. Вот вам каждая мать, без опасения, может
доверить свою
дочь. Простите меня, мой друг, за откровенность; но я очень бы желала, чтобы вы Лидии понравились.
Условиями этой мазурки требовалось, чтобы дамы сели по одной стене, а мужчины стали по другой, напротив дам, и чтобы дамы выбирали себе кавалеров,
доверяя имя своего избранного одной общей доверенной, которою и взялась быть младшая
дочь пастора.
Привыкнув подчинять мои поступки разуму и не
доверяя прочности минутного увлечения, я, со всею силою воли, с лишком два месяца предавался усиленным занятиям, и хозяйственным, и умственным, стараясь затмить очаровательный образ вашей
дочери; но, наконец, убедился, что это невозможно, что судьба моя решена.
Маргаритов. Его? Его? За что? Он все взял у меня: взял деньги, чужие деньги, которых мне не выплатить, не заработать во всю жизнь, он взял у меня честь. Вчера еще считали меня честным человеком и
доверяли мне сотни тысяч; а завтра уж, завтра на меня будут показывать пальцами, называть меня вором, из одной шайки с ним. Он взял у меня последнее — взял
дочь…
Маргаритов. Как! Как не могла!
Дочь моя, ты ли это говоришь? Ты не могла сохранить, уберечь чужого, что нам не принадлежит, что
доверили твоему отцу, надеясь на его честность? Я ничего не понимаю.