Неточные совпадения
Он долго потом рассказывал, в виде характерной черты, что когда он заговорил с Федором Павловичем о Мите, то тот некоторое время имел вид совершенно не понимающего, о каком таком ребенке идет
дело, и даже как бы удивился, что
у него есть где-то в доме маленький сын.
Вот это и начал эксплуатировать Федор Павлович, то есть отделываться малыми подачками, временными высылками, и в конце концов так случилось, что когда, уже года четыре спустя, Митя, потеряв терпение, явился в наш городок в другой раз, чтобы совсем уж покончить
дела с родителем, то вдруг оказалось, к его величайшему изумлению, что
у него уже ровно нет ничего, что и сосчитать даже трудно, что он перебрал уже деньгами всю стоимость своего имущества
у Федора Павловича, может быть еще даже сам должен ему; что по таким-то и таким-то сделкам, в которые сам тогда-то и тогда пожелал вступить, он и права не имеет требовать ничего более, и проч., и проч.
Но
дело было в другой губернии; да и что могла понимать шестнадцатилетняя девочка, кроме того, что лучше в реку, чем оставаться
у благодетельницы.
Федор Павлович, сообразив все
дело, нашел, что оно
дело хорошее, и в формальном согласии своем насчет воспитания детей
у генеральши не отказал потом ни в одном пункте.
Сам Иван рассказывал потом, что все произошло, так сказать, от «пылкости к добрым
делам» Ефима Петровича, увлекшегося идеей, что гениальных способностей мальчик должен и воспитываться
у гениального воспитателя.
Но эту странную черту в характере Алексея, кажется, нельзя было осудить очень строго, потому что всякий чуть-чуть лишь узнавший его тотчас, при возникшем на этот счет вопросе, становился уверен, что Алексей непременно из таких юношей вроде как бы юродивых, которому попади вдруг хотя бы даже целый капитал, то он не затруднится отдать его, по первому даже спросу, или на доброе
дело, или, может быть, даже просто ловкому пройдохе, если бы тот
у него попросил.
— Видите ли, мы к этому старцу по своему
делу, — заметил строго Миусов, — мы, так сказать, получили аудиенцию «
у сего лица», а потому хоть и благодарны вам за дорогу, но вас уж не попросим входить вместе.
По глазам ее видно было, что
у нее какое-то
дело и что пришла она нечто сообщить.
Во многих случаях, казалось бы, и
у нас то же; но в том и
дело, что, кроме установленных судов, есть
у нас, сверх того, еще и церковь, которая никогда не теряет общения с преступником, как с милым и все еще дорогим сыном своим, а сверх того, есть и сохраняется, хотя бы даже только мысленно, и суд церкви, теперь хотя и не деятельный, но все же живущий для будущего, хотя бы в мечте, да и преступником самим несомненно, инстинктом души его, признаваемый.
— А я так слышал, что третьего
дня у Катерины Ивановны он отделывал меня на чем свет стоит — вот до чего интересовался вашим покорным слугой.
Ему вспомнились его же собственные слова
у старца: «Мне все так и кажется, когда я вхожу куда-нибудь, что я подлее всех и что меня все за шута принимают, — так вот давай же я и в самом
деле сыграю шута, потому что вы все до единого глупее и подлее меня».
В самом
деле, ее как будто все даже любили, даже мальчишки ее не дразнили и не обижали, а мальчишки
у нас, особенно в школе, народ задорный.
Домой, то есть в дом тех хозяев,
у которых жил ее покойный отец, она являлась примерно раз в неделю, а по зимам приходила и каждый
день, но только лишь на ночь, и ночует либо в сенях, либо в коровнике.
Правда, в ту пору он
у нас слишком уж даже выделанно напрашивался на свою роль шута, любил выскакивать и веселить господ, с видимым равенством конечно, но на
деле совершенным пред ними хамом.
Видел, как следили за мной из угла залы, когда, бывало, танцуют (а
у нас то и
дело что танцуют), ее глазки, видел, как горели огоньком — огоньком кроткого негодования.
Главное, то чувствовал, что «Катенька» не то чтобы невинная институтка такая, а особа с характером, гордая и в самом
деле добродетельная, а пуще всего с умом и образованием, а
у меня ни того, ни другого.
В Москве
у них
дела обернулись с быстротою молнии и с неожиданностью арабских сказок.
Но и этого еще мало, я еще больше тебе могу привесть: я знаю, что
у него уж
дней пять как вынуты три тысячи рублей, разменены в сотенные кредитки и упакованы в большой пакет под пятью печатями, а сверху красною тесемочкой накрест перевязаны.
— Ее.
У этих шлюх, здешних хозяек, нанимает каморку Фома. Фома из наших мест, наш бывший солдат. Он
у них прислуживает, ночью сторожит, а
днем тетеревей ходит стрелять, да тем и живет. Я
у него тут и засел; ни ему, ни хозяйкам секрет не известен, то есть что я здесь сторожу.
Раз случилось, что Федор Павлович, пьяненький, обронил на собственном дворе в грязи три радужные бумажки, которые только что получил, и хватился их на другой только
день: только что бросился искать по карманам, а радужные вдруг уже лежат
у него все три на столе.
Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке
у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе,
у азиятов, попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти в ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот
день газете.
Смердяков бросился за водой. Старика наконец
раздели, снесли в спальню и уложили в постель. Голову обвязали ему мокрым полотенцем. Ослабев от коньяку, от сильных ощущений и от побоев, он мигом, только что коснулся подушки, завел глаза и забылся. Иван Федорович и Алеша вернулись в залу. Смердяков выносил черепки разбитой вазы, а Григорий стоял
у стола, мрачно потупившись.
Странное
дело: давеча он направлялся к Катерине Ивановне в чрезвычайном смущении, теперь же не чувствовал никакого; напротив, спешил к ней сам, словно ожидая найти
у ней указания.
— Слава Богу, наконец-то и вы! Я одного только вас и молила
у Бога весь
день! Садитесь.
Вот я, может быть, пойду да и скажу ему сейчас, чтоб он
у меня с сего же
дня остался…
Дело состояло в том, что вчера между верующими простонародными женщинами, приходившими поклониться старцу и благословиться
у него, была одна городская старушка, Прохоровна, унтер-офицерская вдова.
Но что сие сравнительно с вами, великий отче, — ободрившись, прибавил монашек, — ибо и круглый год, даже и во Святую Пасху, лишь хлебом с водою питаетесь, и что
у нас хлеба на два
дня, то
у вас на всю седмицу идет.
— Но вы не можете же меня считать за девочку, за маленькую-маленькую девочку, после моего письма с такою глупою шуткой! Я прошу
у вас прощения за глупую шутку, но письмо вы непременно мне принесите, если уж его нет
у вас в самом
деле, — сегодня же принесите, непременно, непременно!
— Как не узнать, что
у вас до меня дело-с?
— В тот самый
день он
у меня в лихорадке был-с, всю ночь бредил.
Весь тот
день мало со мной говорил, совсем молчал даже, только заметил я: глядит, глядит на меня из угла, а все больше к окну припадает и делает вид, будто бы уроки учит, а я вижу, что не уроки
у него на уме.
— Давайте, Lise, я готов, только я сам не совсем готов; я иной раз очень нетерпелив, а в другой раз и глазу
у меня нет. Вот
у вас другое
дело.
Слушайте, Алексей Федорович, почему вы такой грустный все эти
дни, и вчера и сегодня; я знаю, что
у вас есть хлопоты, бедствия, но я вижу, кроме того, что
у вас есть особенная какая-то грусть, секретная может быть, а?
Но, черт возьми, не могу же я в самом
деле оставаться тут
у них сторожем?
Э, черт,
у меня свои
дела были.
У меня были только собственные
дела с Катериною Ивановною.
В «Notre Dame de Paris» [«Соборе Парижской Богоматери» (фр.).]
у Виктора Гюго в честь рождения французского дофина, в Париже, при Людовике XI, в зале ратуши дается назидательное и даровое представление народу под названием: «Le bon jugement de la très sainte et gracieuse Vierge Marie», [«Милосердный суд пресвятой и всемилостивой
Девы Марии» (фр.).] где и является она сама лично и произносит свой bon jugement. [милосердный суд (фр.).]
Кончается тем, что она вымаливает
у Бога остановку мук на всякий год от Великой Пятницы до Троицына
дня, а грешники из ада тут же благодарят Господа и вопиют к нему: «Прав ты, Господи, что так судил».
Им совершенно тоже известно, что
у Федора Павловича конверт большой приготовлен, а в нем три тысячи запечатаны, под тремя печатями-с, обвязано ленточкою и надписано собственною их рукой: «Ангелу моему Грушеньке, если захочет прийти», а потом,
дня три спустя подписали еще: «и цыпленочку».
— Я говорил, вас жалеючи. На вашем месте, если бы только тут я, так все бы это тут же бросил… чем
у такого
дела сидеть-с… — ответил Смердяков, с самым открытым видом смотря на сверкающие глаза Ивана Федоровича. Оба помолчали.
Если бы здесь не
дело, я сам давно слетал бы, потому что штука-то там спешная и чрезвычайная, а здесь
у меня время теперь не такое…
Налгал третьего года, что жена
у него умерла и что он уже женат на другой, и ничего этого не было, представь себе: никогда жена его не умирала, живет и теперь и его бьет каждые три
дня по разу.
Приключился ли с ним припадок в ту минуту, когда он сходил по ступенькам вниз, так что он, конечно, тотчас же и должен был слететь вниз в бесчувствии, или, напротив, уже от падения и от сотрясения произошел
у Смердякова, известного эпилептика, его припадок — разобрать нельзя было, но нашли его уже на
дне погреба, в корчах и судорогах, бьющимся и с пеной
у рта.
А надо заметить, что жил я тогда уже не на прежней квартире, а как только подал в отставку, съехал на другую и нанял
у одной старой женщины, вдовы чиновницы, и с ее прислугой, ибо и переезд-то мой на сию квартиру произошел лишь потому только, что я Афанасия в тот же
день, как с поединка воротился, обратно в роту препроводил, ибо стыдно было в глаза ему глядеть после давешнего моего с ним поступка — до того наклонен стыдиться неприготовленный мирской человек даже иного справедливейшего своего
дела.
В просвещенном мире слово сие произносится в наши
дни у иных уже с насмешкой, а
у некоторых и как бранное.
Он остановился и вдруг спросил себя: «Отчего сия грусть моя даже до упадка духа?» — и с удивлением постиг тотчас же, что сия внезапная грусть его происходит, по-видимому, от самой малой и особливой причины:
дело в том, что в толпе, теснившейся сейчас
у входа в келью, заприметил он между прочими волнующимися и Алешу и вспомнил он, что, увидав его, тотчас же почувствовал тогда в сердце своем как бы некую боль.
— Знаю, — безучастно произнес Алеша, и вдруг мелькнул
у него в уме образ брата Дмитрия, но только мелькнул, и хоть напомнил что-то, какое-то
дело спешное, которого уже нельзя более ни на минуту откладывать, какой-то долг, обязанность страшную, но и это воспоминание не произвело никакого на него впечатления, не достигло сердца его, в тот же миг вылетело из памяти и забылось. Но долго потом вспоминал об этом Алеша.
— Как пропах? Вздор ты какой-нибудь мелешь, скверность какую-нибудь хочешь сказать. Молчи, дурак. Пустишь меня, Алеша, на колени к себе посидеть, вот так! — И вдруг она мигом привскочила и прыгнула смеясь ему на колени, как ласкающаяся кошечка, нежно правою рукой охватив ему шею. — Развеселю я тебя, мальчик ты мой богомольный! Нет, в самом
деле, неужто позволишь мне на коленках
у тебя посидеть, не осердишься? Прикажешь — я соскочу.
Веришь ли тому: никто-то здесь не смеет сказать и подумать, чтоб к Аграфене Александровне за худым этим
делом прийти; старик один только тут
у меня, связана я ему и продана, сатана нас венчал, зато из других — никто.
Одет был Митя прилично, в застегнутом сюртуке, с круглою шляпой в руках и в черных перчатках, точь-в-точь как был
дня три тому назад в монастыре,
у старца, на семейном свидании с Федором Павловичем и с братьями.