Неточные совпадения
Восторженные отзывы Дмитрия о брате Иване были тем характернее
в глазах Алеши, что брат Дмитрий был человек
в сравнении с Иваном почти вовсе необразованный, и оба, поставленные вместе один с другим, составляли, казалось, такую яркую противоположность как личности и
характеры, что, может быть, нельзя бы было и придумать двух человек несходнее между собой.
Но хоть обольстительница эта и жила, так сказать,
в гражданском браке с одним почтенным человеком, но
характера независимого, крепость неприступная для всех, все равно что жена законная, ибо добродетельна, — да-с! отцы святые, она добродетельна!
Он чувствовал это, и это было справедливо: хитрый и упрямый шут, Федор Павлович, очень твердого
характера «
в некоторых вещах жизни», как он сам выражался, бывал, к собственному удивлению своему, весьма даже слабоват
характером в некоторых других «вещах жизни».
Главное, то чувствовал, что «Катенька» не то чтобы невинная институтка такая, а особа с
характером, гордая и
в самом деле добродетельная, а пуще всего с умом и образованием, а у меня ни того, ни другого.
В этой путанице можно было совсем потеряться, а сердце Алеши не могло выносить неизвестности, потому что
характер любви его был всегда деятельный.
Этот Горсткин на вид мужик,
в синей поддевке, только
характером он совершенный подлец,
в этом-то и беда наша общая: он лжет, вот черта.
Был он старше меня годов на восемь,
характера вспыльчивого и раздражительного, но добрый, не насмешливый и странно как молчаливый, особенно
в своем доме, со мной, с матерью и с прислугой.
«Великую, — продолжает он, — вижу
в вас силу
характера, ибо не побоялись истине послужить
в таком деле,
в каком рисковали, за свою правду, общее презрение от всех понести».
Пустился он тогда
в большую служебную деятельность, сам напросился на хлопотливое и трудное поручение, занимавшее его года два, и, будучи
характера сильного, почти забывал происшедшее; когда же вспоминал, то старался не думать о нем вовсе.
В обществе за благотворительную деятельность стали его уважать, хотя и боялись все строгого и мрачного
характера его, но чем более стали уважать его, тем становилось ему невыносимее.
Все же то, что изречено было старцем собственно
в сии последние часы жизни его, не определено
в точности, а дано лишь понятие о духе и
характере и сей беседы, если сопоставить с тем, что приведено
в рукописи Алексея Федоровича из прежних поучений.
И вот
в четыре года из чувствительной, обиженной и жалкой сироточки вышла румяная, полнотелая русская красавица, женщина с
характером смелым и решительным, гордая и наглая, понимавшая толк
в деньгах, приобретательница, скупая и осторожная, правдами иль неправдами, но уже успевшая, как говорили про нее, сколотить свой собственный капиталец.
Этот старик, большой делец (теперь давно покойник), был тоже
характера замечательного, главное скуп и тверд, как кремень, и хоть Грушенька поразила его, так что он и жить без нее не мог (
в последние два года, например, это так и было), но капиталу большого, значительного, он все-таки ей не отделил, и даже если б она пригрозила ему совсем его бросить, то и тогда бы остался неумолим.
— А что ж, и по походке. Что же, неужели вы отрицаете, что можно по походке узнавать
характер, Дмитрий Федорович? Естественные науки подтверждают то же самое. О, я теперь реалистка, Дмитрий Федорович. Я с сегодняшнего дня, после всей этой истории
в монастыре, которая меня так расстроила, совершенная реалистка и хочу броситься
в практическую деятельность. Я излечена. Довольно! как сказал Тургенев.
Начали мыться. Петр Ильич держал кувшин и подливал воду. Митя торопился и плохо было намылил руки. (Руки у него дрожали, как припомнил потом Петр Ильич.) Петр Ильич тотчас же велел намылить больше и тереть больше. Он как будто брал какой-то верх над Митей
в эту минуту, чем дальше, тем больше. Заметим кстати: молодой человек был
характера неробкого.
И важно, пыхтя от негодования и амбиции, прошел
в дверь. Человек был с
характером: он еще после всего происшедшего не терял надежды, что пани пойдет за ним, — до того ценил себя. Митя прихлопнул за ним дверь.
Кажется, вся беда его
характера заключалась
в том, что думал он о себе несколько выше, чем позволяли его истинные достоинства.
Я объяснюсь точнее: вы объявили нам наконец вашу тайну, по словам вашим столь «позорную», хотя
в сущности — то есть, конечно, лишь относительно говоря — этот поступок, то есть именно присвоение чужих трех тысяч рублей, и, без сомнения, лишь временное, — поступок этот, на мой взгляд по крайней мере, есть лишь
в высшей степени поступок легкомысленный, но не столь позорный, принимая, кроме того, во внимание и ваш
характер…
Был он смелый мальчишка, «ужасно сильный», как пронеслась и скоро утвердилась молва о нем
в классе, был ловок,
характера упорного, духа дерзкого и предприимчивого.
И признаюсь, эта черта
в вашем
характере, которую я узнал понаслышке, всего более заинтересовала меня.
Я имел
в виду вышколить
характер, выровнять, создать человека… ну и там… вы, разумеется, меня с полслова понимаете.
Похоже было на то, что джентльмен принадлежит к разряду бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет и порядочное общество, имевший когда-то связи и сохранивший их, пожалуй, и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой жизни
в молодости и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы
в приживальщика хорошего тона, скитающегося по добрым старым знакомым, которые принимают его за уживчивый складный
характер, да еще и ввиду того, что все же порядочный человек, которого даже и при ком угодно можно посадить у себя за стол, хотя, конечно, на скромное место.
Такие приживальщики, складного
характера джентльмены, умеющие порассказать, составить партию
в карты и решительно не любящие никаких поручений, если их им навязывают, — обыкновенно одиноки, или холостяки, или вдовцы, может быть и имеющие детей, но дети их воспитываются всегда где-то далеко, у каких-нибудь теток, о которых джентльмен никогда почти не упоминает
в порядочном обществе, как бы несколько стыдясь такого родства.
И уж, конечно, этот коротенький эпизод послужил не
в его пользу во мнении присяжных и публики. Объявлялся
характер и рекомендовал себя сам. Под этим-то впечатлением был прочитан секретарем суда обвинительный акт.
Насчет же того особого пункта, остался ли что-нибудь должен Федор Павлович Мите при расчете по имению — даже сам Ракитин не мог ничего указать и отделался лишь общими местами презрительного
характера: «кто, дескать, мог бы разобрать из них виноватого и сосчитать, кто кому остался должен при бестолковой карамазовщине,
в которой никто себя не мог ни понять, ни определить?» Всю трагедию судимого преступления он изобразил как продукт застарелых нравов крепостного права и погруженной
в беспорядок России, страдающей без соответственных учреждений.
— Это так, это именно так, — восклицал во внезапном возбуждении Алеша, — брат именно восклицал мне тогда, что половину, половину позора (он несколько раз выговорил: половину!) он мог бы сейчас снять с себя, но что до того несчастен слабостью своего
характера, что этого не сделает… знает заранее, что этого не может и не
в силах сделать!
Но Катя именно была
в своем
характере и
в своей минуте.
Вообразите только, что он, этот
характер, получив тогда эти деньги, да еще таким образом, чрез такой стыд, чрез такой позор, чрез последней степени унижение, — вообразите только, что он
в тот же день возмог будто бы отделить из них половину, зашить
в ладонку и целый месяц потом иметь твердость носить их у себя на шее, несмотря на все соблазны и чрезвычайные нужды!
Талантливый молодой человек, взявший на себя описать настоящее дело, — все тот же господин Ракитин, о котором я уже упоминал, —
в нескольких сжатых и характерных фразах определяет
характер этой героини: „Раннее разочарование, ранний обман и падение, измена обольстителя-жениха, ее бросившего, затем бедность, проклятие честной семьи и, наконец, покровительство одного богатого старика, которого она, впрочем, сама считает и теперь своим благодетелем.
Давно уже сострадающая его судьбе, эта дама предлагает ему благоразумнейший из советов: бросить весь этот кутеж, эту безобразную любовь, эти праздношатания по трактирам, бесплодную трату молодых сил и отправиться
в Сибирь на золотые прииски: „Там исход вашим бушующим силам, вашему романическому
характеру, жаждущему приключений“.
Да и не подозрение только — какие уж теперь подозрения, обман явен, очевиден: она тут, вот
в этой комнате, откуда свет, она у него там, за ширмами, — и вот несчастный подкрадывается к окну, почтительно
в него заглядывает, благонравно смиряется и благоразумно уходит, поскорее вон от беды, чтобы чего не произошло, опасного и безнравственного, — и нас
в этом хотят уверить, нас, знающих
характер подсудимого, понимающих,
в каком он был состоянии духа,
в состоянии, нам известном по фактам, а главное, обладая знаками, которыми тотчас же мог отпереть дом и войти!“ Здесь по поводу „знаков“ Ипполит Кириллович оставил на время свое обвинение и нашел необходимым распространиться о Смердякове, с тем чтоб уж совершенно исчерпать весь этот вводный эпизод о подозрении Смердякова
в убийстве и покончить с этою мыслию раз навсегда.
Тут Ипполит Кириллович нашел нужным слегка очертить
характер покойного Смердякова, «прекратившего жизнь свою
в припадке болезненного умоисступления и помешательства».
Подсудимый, буйный
характером и разнузданный, не обидел меня предварительно, как сотню, может быть, лиц
в этом городе, отчего многие и предупреждены против него заранее.
Тем не менее я осмелюсь допустить, — продолжал защитник, — что даже и
в таком независимом уме и справедливом
характере, как у моего оппонента, могло составиться против моего несчастного клиента некоторое ошибочное предубеждение.
Конечно,
в высокоталантливой обвинительной речи мы услышали все строгий анализ
характера и поступков подсудимого, строгое критическое отношение к делу, а главное, выставлены были такие психологические глубины для объяснения нам сути дела, что проникновение
в эти глубины не могло бы вовсе состояться при сколько-нибудь намеренно и злостно предубежденном отношении к личности подсудимого.
Но обвинитель ни за что не хочет допустить, что он мог
в тот же день,
в день обвинения, отделить из полученных денег половину и зашить
в ладонку: «не таков, дескать, это
характер, не мог иметь таких чувств».
В тот же день вечером он бьет себя по груди, именно по верхней части груди, где эта ладонка, и клянется брату, что у него есть средство не быть подлецом, но что все-таки он останется подлецом, ибо предвидит, что не воспользуется средством, не хватит силы душевной, не хватит
характера.