Неточные совпадения
Во-первых, этот Дмитрий Федорович был один только из трех сыновей Федора Павловича, который рос
в убеждении, что он все же имеет некоторое
состояние и когда достигнет совершенных лет, то будет независим.
— Я иду из положения, что это смешение элементов, то есть сущностей церкви и государства, отдельно взятых, будет, конечно, вечным, несмотря на то, что оно невозможно и что его никогда нельзя будет привести не только
в нормальное, но и
в сколько-нибудь согласимое
состояние, потому что ложь лежит
в самом основании дела.
Святейший отец, верите ли: влюбил
в себя благороднейшую из девиц, хорошего дома, с
состоянием, дочь прежнего начальника своего, храброго полковника, заслуженного, имевшего Анну с мечами на шее, компрометировал девушку предложением руки, теперь она здесь, теперь она сирота, его невеста, а он, на глазах ее, к одной здешней обольстительнице ходит.
Алеша сейчас же заметил восторженное
состояние брата, но, войдя
в беседку, увидал на столике полбутылки коньяку и рюмочку.
Наконец Иван Федорович
в самом скверном и раздраженном
состоянии духа достиг родительского дома и вдруг, примерно шагов за пятнадцать от калитки, взглянув на ворота, разом догадался о том, что его так мучило и тревожило.
Тем не менее, несмотря на всю смутную безотчетность его душевного
состояния и на все угнетавшее его горе, он все же дивился невольно одному новому и странному ощущению, рождавшемуся
в его сердце: эта женщина, эта «страшная» женщина не только не пугала его теперь прежним страхом, страхом, зарождавшимся
в нем прежде при всякой мечте о женщине, если мелькала таковая
в его душе, но, напротив, эта женщина, которую он боялся более всех, сидевшая у него на коленях и его обнимавшая, возбуждала
в нем вдруг теперь совсем иное, неожиданное и особливое чувство, чувство какого-то необыкновенного, величайшего и чистосердечнейшего к ней любопытства, и все это уже безо всякой боязни, без малейшего прежнего ужаса — вот что было главное и что невольно удивляло его.
В последние два дня он был
в таком невообразимом
состоянии, что действительно мог заболеть воспалением
в мозгу, как сам потом говорил.
Митя
в восторженном
состоянии своем открыл им тут же, что решается судьба его, и рассказал им, ужасно спеша разумеется, почти весь свой «план», который только что представил Самсонову, затем решение Самсонова, будущие надежды свои и проч., и проч.
— Знаю, знаю, что вы
в горячке, все знаю, вы и не можете быть
в другом
состоянии духа, и что бы вы ни сказали, я все знаю наперед. Я давно взяла вашу судьбу
в соображение, Дмитрий Федорович, я слежу за нею и изучаю ее… О, поверьте, что я опытный душевный доктор, Дмитрий Федорович.
Доктор же остался
в доме Федора Павловича, имея
в предмете сделать наутро вскрытие трупа убитого, но, главное, заинтересовался именно
состоянием больного слуги Смердякова: «Такие ожесточенные и такие длинные припадки падучей, повторяющиеся беспрерывно
в течение двух суток, редко встретишь, и это принадлежит науке», — проговорил он
в возбуждении отъезжавшим своим партнерам, и те его поздравили, смеясь, с находкой.
Потом слышу,
в тот же день он бросался камнями и вам палец укусил, — но, понимаете,
в каком он был
состоянии!
И он выбежал
в сени. Ему не хотелось расплакаться, но
в сенях он таки заплакал.
В этом
состоянии нашел его Алеша.
Алеша пожал ей руку. Грушенька все еще плакала. Он видел, что она его утешениям очень мало поверила, но и то уж было ей хорошо, что хоть горе сорвала, высказалась. Жалко ему было оставлять ее
в таком
состоянии, но он спешил. Предстояло ему еще много дела.
С самого первого взгляда на него Иван Федорович несомненно убедился
в полном и чрезвычайном болезненном его
состоянии: он был очень слаб, говорил медленно и как бы с трудом ворочая языком; очень похудел и пожелтел.
Доктор, выслушав и осмотрев его, заключил, что у него вроде даже как бы расстройства
в мозгу, и нисколько не удивился некоторому признанию, которое тот с отвращением, однако, сделал ему. «Галлюцинации
в вашем
состоянии очень возможны, — решил доктор, — хотя надо бы их и проверить… вообще же необходимо начать лечение серьезно, не теряя ни минуты, не то будет плохо».
Конечно, и
в публике, и у присяжных мог остаться маленький червячок сомнения
в показании человека, имевшего возможность «видеть райские двери»
в известном
состоянии лечения и, кроме того, даже не ведающего, какой нынче год от Рождества Христова; так что защитник своей цели все-таки достиг.
Московский доктор, спрошенный
в свою очередь, резко и настойчиво подтвердил, что считает умственное
состояние подсудимого за ненормальное, «даже
в высшей степени».
«Насчет же мнения ученого собрата моего, — иронически присовокупил московский доктор, заканчивая свою речь, — что подсудимый, входя
в залу, должен был смотреть на дам, а не прямо пред собою, скажу лишь то, что, кроме игривости подобного заключения, оно, сверх того, и радикально ошибочно; ибо хотя я вполне соглашаюсь, что подсудимый, входя
в залу суда,
в которой решается его участь, не должен был так неподвижно смотреть пред собой и что это действительно могло бы считаться признаком его ненормального душевного
состояния в данную минуту, но
в то же время я утверждаю, что он должен был смотреть не налево на дам, а, напротив, именно направо, ища глазами своего защитника,
в помощи которого вся его надежда и от защиты которого зависит теперь вся его участь».
На его взгляд, подсудимый как теперь, так и прежде, находится
в совершенно нормальном
состоянии, и хотя действительно он должен был пред арестом находиться
в положении нервном и чрезвычайно возбужденном, но это могло происходить от многих самых очевидных причин: от ревности, гнева, беспрерывно пьяного
состояния и проч.
Но это нервное
состояние не могло заключать
в себе никакого особенного «аффекта», о котором сейчас говорилось.
Что же до того, налево или направо должен был смотреть подсудимый, входя
в залу, то, «по его скромному мнению», подсудимый именно должен был, входя
в залу, смотреть прямо пред собой, как и смотрел
в самом деле, ибо прямо пред ним сидели председатель и члены суда, от которых зависит теперь вся его участь, «так что, смотря прямо пред собой, он именно тем самым и доказал совершенно нормальное
состояние своего ума
в данную минуту», — с некоторым жаром заключил молодой врач свое «скромное» показание.
Она, наконец, описала с чрезвычайною ясностью, которая так часто, хотя и мгновенно, мелькает даже
в минуты такого напряженного
состояния, как Иван Федорович почти сходил с ума во все эти два месяца на том, чтобы спасти «изверга и убийцу», своего брата.
«Был же он положительно не
в здравом
состоянии ума, сам мне признавался, что наяву видит видения, встречает на улице разных лиц, которые уже померли, и что к нему каждый вечер ходит
в гости сатана», — заключил доктор.
Он мне сам рассказывал о своем душевном
состоянии в последние дни своего пребывания
в доме своего барина, — пояснил Ипполит Кириллович, — но свидетельствуют о том же и другие: сам подсудимый, брат его и даже слуга Григорий, то есть все те, которые должны были знать его весьма близко.
Я представляю себе тогдашнее
состояние души преступника
в бесспорном рабском подчинении трем элементам, подавившим ее совершенно: во-первых, пьяное
состояние, чад и гам, топот пляски, визг песен, и она, она, раскрасневшаяся от вина, поющая и пляшущая, пьяная и смеющаяся ему!
Видите ли, об отворенной этой двери свидетельствует лишь одно лицо, бывшее, однако,
в то время
в таком
состоянии само, что…
Красноречиво до ужаса описывает нам обвинитель страшное
состояние подсудимого
в селе Мокром, когда любовь вновь открылась ему, зовя его
в новую жизнь, и когда ему уже нельзя было любить, потому что сзади был окровавленный труп отца его, а за трупом казнь.