Неточные совпадения
— Вся мысль моей статьи в том, что в древние
времена, первых трех веков христианства, христианство на
земле являлось лишь церковью и было лишь церковь.
Если же не хочет того и сопротивляется, то отводится ей в государстве за то как бы некоторый лишь угол, да и то под надзором, — и это повсеместно в наше
время в современных европейских
землях.
Опять-таки и то взямши, что никто в наше
время, не только вы-с, но и решительно никто, начиная с самых даже высоких лиц до самого последнего мужика-с, не сможет спихнуть горы в море, кроме разве какого-нибудь одного человека на всей
земле, много двух, да и то, может, где-нибудь там в пустыне египетской в секрете спасаются, так что их и не найдешь вовсе, — то коли так-с, коли все остальные выходят неверующие, то неужели же всех сих остальных, то есть население всей земли-с, кроме каких-нибудь тех двух пустынников, проклянет Господь и при милосердии своем, столь известном, никому из них не простит?
Дорогие там лежат покойники, каждый камень над ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и в свою науку, что я, знаю заранее, паду на
землю и буду целовать эти камни и плакать над ними, — в то же
время убежденный всем сердцем моим, что все это давно уже кладбище, и никак не более.
О, ты знал, что подвиг твой сохранится в книгах, достигнет глубины
времен и последних пределов
земли, и понадеялся, что, следуя тебе, и человек останется с Богом, не нуждаясь в чуде.
«Вы спрашиваете, что я именно ощущал в ту минуту, когда у противника прощения просил, — отвечаю я ему, — но я вам лучше с самого начала расскажу, чего другим еще не рассказывал», — и рассказал ему все, что произошло у меня с Афанасием и как поклонился ему до
земли. «Из сего сами можете видеть, — заключил я ему, — что уже во
время поединка мне легче было, ибо начал я еще дома, и раз только на эту дорогу вступил, то все дальнейшее пошло не только не трудно, а даже радостно и весело».
Раз, в бесконечном бытии, не измеримом ни
временем, ни пространством, дана была некоему духовному существу, появлением его на
земле, способность сказать себе: «Я есмь, и я люблю».
Ибо зрит ясно и говорит себе уже сам: «Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже подвига не будет в любви моей, не будет и жертвы, ибо кончена жизнь земная и не придет Авраам хоть каплею воды живой (то есть вновь даром земной жизни, прежней и деятельной) прохладить пламень жажды любви духовной, которою пламенею теперь, на
земле ее пренебрегши; нет уже жизни, и
времени более не будет!
Ревнивец чрезвычайно скоро (разумеется, после страшной сцены вначале) может и способен простить, например, уже доказанную почти измену, уже виденные им самим объятия и поцелуи, если бы, например, он в то же
время мог как-нибудь увериться, что это было «в последний раз» и что соперник его с этого часа уже исчезнет, уедет на край
земли, или что сам он увезет ее куда-нибудь в такое место, куда уж больше не придет этот страшный соперник.
Все
время, пока ее спрашивали, Митя молчал, как бы окаменев, опустив глаза в
землю.
— А что, господа! — обращается он к гостям, — ведь это лучшенькое из всего, что мы испытали в жизни, и я всегда с благодарностью вспоминаю об этом времени. Что такое я теперь? — "Я знаю, что я ничего не знаю", — вот все, что я могу сказать о себе. Все мне прискучило, все мной испытано — и на дне всего оказалось — ничто! Nichts! А в то золотое
время земля под ногами горела, кровь кипела в жилах… Придешь в Московский трактир:"Гаврило! селянки!" — Ах, что это за селянка была! Маня, помнишь?
Неточные совпадения
— Погоди. И ежели все люди"в раю"в песнях и плясках
время препровождать будут, то кто же, по твоему, Ионкину, разумению,
землю пахать станет? и вспахавши сеять? и посеявши жать? и, собравши плоды, оными господ дворян и прочих чинов людей довольствовать и питать?
Во
время его управления городом тридцать три философа были рассеяны по лицу
земли за то, что"нелепым обычаем говорили: трудящийся да яст; нетрудящийся же да вкусит от плодов безделия своего".
Таким образом взаимно разорили они свои
земли, взаимно надругались над своими женами и девами и в то же
время гордились тем, что радушны и гостеприимны.
Но Архипушко не слыхал и продолжал кружиться и кричать. Очевидно было, что у него уже начинало занимать дыхание. Наконец столбы, поддерживавшие соломенную крышу, подгорели. Целое облако пламени и дыма разом рухнуло на
землю, прикрыло человека и закрутилось. Рдеющая точка на
время опять превратилась в темную; все инстинктивно перекрестились…
Еще во
времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным берегам, возвратился в родной город и привез с собой собственного сочинения книгу под названием:"Письма к другу о водворении на
земле добродетели". Но так как биография этого Ионки составляет драгоценный материал для истории русского либерализма, то читатель, конечно, не посетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.