Неточные совпадения
Знал Алеша, что так именно и чувствует и даже рассуждает народ, он понимал это, но то, что старец именно и
есть этот самый святой, этот хранитель Божьей правды в глазах народа, — в этом он не сомневался нисколько и сам вместе с этими плачущими
мужиками и больными их бабами, протягивающими старцу детей своих.
Опять-таки и то взямши, что никто в наше время, не только вы-с, но и решительно никто, начиная с самых даже высоких лиц до самого последнего мужика-с, не сможет спихнуть горы в море, кроме разве какого-нибудь одного человека на всей земле, много двух, да и то, может, где-нибудь там в пустыне египетской в секрете спасаются, так что их и не найдешь вовсе, — то коли так-с, коли все остальные выходят неверующие, то неужели же всех сих остальных, то
есть население всей земли-с, кроме каких-нибудь тех двух пустынников, проклянет Господь и при милосердии своем, столь известном, никому из них не простит?
У Некрасова
есть стихи о том, как
мужик сечет лошадь кнутом по глазам, «по кротким глазам».
Это
был сухопарый, еще не старый
мужик, с весьма продолговатым лицом, в русых кудрях и с длинною тоненькою рыжеватою бородкой, в ситцевой рубахе и в черном жилете, из кармана которого выглядывала цепочка от серебряных часов.
А пьяный
мужик все лежал и храпел; свечка оплыла и готова
была погаснуть.
Этот Трифон Борисыч
был плотный и здоровый
мужик, среднего роста, с несколько толстоватым лицом, виду строгого и непримиримого, с мокринскими
мужиками особенно, но имевший дар быстро изменять лицо свое на самое подобострастное выражение, когда чуял взять выгоду.
Половина с лишком
мужиков была у него в когтях, все
были ему должны кругом.
Мужиков намедни шампанским
поили, э-эх!
В нужные минуты он ласково и подобострастно останавливал его и уговаривал, не давал ему оделять, как «тогда»,
мужиков «цигарками и ренским вином» и, Боже сохрани, деньгами, и очень негодовал на то, что девки
пьют ликер и
едят конфеты: «Вшивость лишь одна, Митрий Федорович, — говорил он, — я их коленком всякую напинаю, да еще за честь почитать прикажу — вот они какие!» Митя еще раз вспомянул про Андрея и велел послать ему пуншу.
Но каково же
было его негодование, когда Николай Парфенович вдруг воротился совсем с другим платьем, которое нес за ним
мужик.
Твердо и не обинуясь показал, что месяц назад не могло
быть истрачено менее трех тысяч, что здесь все
мужики покажут, что слышали о трех тысячах от самого «Митрий Федорыча»: «Одним цыганкам сколько денег перебросали.
И бойко везет его
мужик, славно помахивает, русая, длинная такая у него борода, и не то что старик, а так лет
будет пятидесяти, серый мужичий на нем зипунишко.
— А почем я знаю, про какого? Теперь у них до вечера крику
будет. Я люблю расшевелить дураков во всех слоях общества. Вот и еще стоит олух, вот этот
мужик. Заметь себе, говорят: «Ничего нет глупее глупого француза», но и русская физиономия выдает себя. Ну не написано ль у этого на лице, что он дурак, вот у этого
мужика, а?
Дюжий
мужик, медленно проходивший мимо и уже, должно
быть, выпивший, с круглым простоватым лицом и с бородой с проседью, поднял голову и посмотрел на парнишку.
У нас в обществе, я помню, еще задолго до суда, с некоторым удивлением спрашивали, особенно дамы: «Неужели такое тонкое, сложное и психологическое дело
будет отдано на роковое решение каким-то чиновникам и, наконец,
мужикам, и „что-де поймет тут какой-нибудь такой чиновник, тем более
мужик?“ В самом деле, все эти четыре чиновника, попавшие в состав присяжных,
были люди мелкие, малочиновные, седые — один только из них
был несколько помоложе, — в обществе нашем малоизвестные, прозябавшие на мелком жалованье, имевшие, должно
быть, старых жен, которых никуда нельзя показать, и по куче детей, может
быть даже босоногих, много-много что развлекавшие свой досуг где-нибудь картишками и уж, разумеется, никогда не прочитавшие ни одной книги.
«Ну так возвратили вы тогда эти сто рублей господину Карамазову или нет?» Трифон Борисович как ни вилял, но после допроса
мужиков в найденной сторублевой сознался, прибавив только, что Дмитрию Федоровичу тогда же свято все возвратил и вручил «по самой честности, и что вот только оне сами,
будучи в то время совсем пьяными-с, вряд ли это могут припомнить».
Ямщик пообедал, задал корму лошадям, потом лег спать, а проснувшись, объявил, что ему ехать не следует, что
есть мужик Шеин, который живет особняком, на юру, что очередь за его сыновьями, но он богат и все отделывается. Я послал за Шеиным, но он рапортовался больным. Что делать? вооружиться терпением, резигнацией? так я и сделал. Я прожил полторы сутки, наконец созвал ямщиков, и Шеина тоже, и стал записывать имена их в книжку. Они так перепугались, а чего — и сами не знали, что сейчас же привели лошадей.
Неточные совпадения
Хлестаков. Ты растолкуй ему сурьезно, что мне нужно
есть. Деньги сами собою… Он думает, что, как ему,
мужику, ничего, если не
поесть день, так и другим тоже. Вот новости!
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С тех пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что
мужику у барина // До светопреставления // Зажату
быть в горсти!..
Глеб — он жаден
был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, // С родом, с племенем; что народу-то! // Что народу-то! с камнем в воду-то! // Все прощает Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой
мужик!
мужик! ты грешнее всех, // И за то тебе вечно маяться!
«Грехи, грехи, — послышалось // Со всех сторон. — Жаль Якова, // Да жутко и за барина, — // Какую принял казнь!» // — Жалей!.. — Еще прослушали // Два-три рассказа страшные // И горячо заспорили // О том, кто всех грешней? // Один сказал: кабатчики, // Другой сказал: помещики, // А третий —
мужики. // То
был Игнатий Прохоров, // Извозом занимавшийся, // Степенный и зажиточный
Был грубый, непокладистый // У нас
мужик Агап Петров, // Он много нас корил: // «Ай,
мужики!