Цитаты со словом «человечества»
— Деятельной любви? Вот и опять вопрос, и такой вопрос, такой вопрос! Видите, я так люблю
человечество, что, верите ли, мечтаю иногда бросить все, все, что имею, оставить Lise и идти в сестры милосердия. Я закрываю глаза, думаю и мечтаю, и в эти минуты я чувствую в себе непреодолимую силу. Никакие раны, никакие гнойные язвы не могли бы меня испугать. Я бы перевязывала и обмывала собственными руками, я была бы сиделкой у этих страдальцев, я готова целовать эти язвы…
И вот — представьте, я с содроганием это уже решила: если есть что-нибудь, что могло бы расхолодить мою «деятельную» любовь к
человечеству тотчас же, то это единственно неблагодарность.
Он говорил так же откровенно, как вы, хотя и шутя, но скорбно шутя; я, говорит, люблю
человечество, но дивлюсь на себя самого: чем больше я люблю человечество вообще, тем меньше я люблю людей в частности, то есть порознь, как отдельных лиц.
В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов о служении
человечеству и, может быть, действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить ни с кем в одной комнате, о чем знаю из опыта.
Зато всегда так происходило, что чем более я ненавидел людей в частности, тем пламеннее становилась любовь моя к
человечеству вообще.
Не далее как дней пять тому назад, в одном здешнем, по преимуществу дамском, обществе он торжественно заявил в споре, что на всей земле нет решительно ничего такого, что бы заставляло людей любить себе подобных, что такого закона природы: чтобы человек любил
человечество — не существует вовсе, и что если есть и была до сих пор любовь на земле, то не от закона естественного, а единственно потому, что люди веровали в свое бессмертие.
Иван Федорович прибавил при этом в скобках, что в этом-то и состоит весь закон естественный, так что уничтожьте в
человечестве веру в свое бессмертие, в нем тотчас же иссякнет не только любовь, но и всякая живая сила, чтобы продолжать мировую жизнь.
Человечество само в себе силу найдет, чтобы жить для добродетели, даже и не веря в бессмертие души!
Миусов умолк. Произнеся последние слова своей тирады, он остался собою совершенно доволен, до того, что и следов недавнего раздражения не осталось в душе его. Он вполне и искренно любил опять
человечество. Игумен, с важностью выслушав его, слегка наклонил голову и произнес в ответ...
А которые в Бога не веруют, ну те о социализме и об анархизме заговорят, о переделке всего
человечества по новому штату, так ведь это один же черт выйдет, все те же вопросы, только с другого конца.
— Об этом не раз говорил старец Зосима, — заметил Алеша, — он тоже говорил, что лицо человека часто многим еще неопытным в любви людям мешает любить. Но ведь есть и много любви в
человечестве, и почти подобной Христовой любви, это я сам знаю, Иван…
Я хотел заговорить о страдании
человечества вообще, но лучше уж остановимся на страданиях одних детей.
Видишь, я еще раз положительно утверждаю, что есть особенное свойство у многих в
человечестве — это любовь к истязанию детей, но одних детей.
Не хочу гармонии, из-за любви к
человечеству не хочу.
Но
человечество ждет его с прежнею верой и с прежним умилением.
Но дьявол не дремлет, и в
человечестве началось уже сомнение в правдивости этих чудес.
Слезы
человечества восходят к нему по-прежнему, ждут его, любят его, надеются на него, жаждут пострадать и умереть за него, как и прежде…
И вот столько веков молило
человечество с верой и пламенем: «Бо Господи явися нам», столько веков взывало к нему, что он, в неизмеримом сострадании своем, возжелал снизойти к молящим.
Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую историю мира и
человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне?
Обрати их в хлебы, и за тобой побежит
человечество как стадо, благодарное и послушное, хотя и вечно трепещущее, что ты отымешь руку свою и прекратятся им хлебы твои».
Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!» Знаешь ли ты, что пройдут века и
человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные.
Приняв «хлебы», ты бы ответил на всеобщую и вековечную тоску человеческую как единоличного существа, так и целого
человечества вместе — это: «пред кем преклониться?» Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться.
Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого
человечества с начала веков.
Неужели мы не любили
человечества, столь смиренно сознав его бессилие, с любовию облегчив его ношу и разрешив слабосильной природе его хотя бы и грех, но с нашего позволения?
Всегда
человечество в целом своем стремилось устроиться непременно всемирно.
Великие завоеватели, Тимуры и Чингис-ханы, пролетели как вихрь по земле, стремясь завоевать вселенную, но и те, хотя и бессознательно, выразили ту же самую великую потребность
человечества ко всемирному и всеобщему единению.
Почему среди них не может случиться ни одного страдальца, мучимого великою скорбью и любящего
человечество?
Видишь: предположи, что нашелся хотя один из всех этих желающих одних только материальных и грязных благ — хоть один только такой, как мой старик инквизитор, который сам ел коренья в пустыне и бесновался, побеждая плоть свою, чтобы сделать себя свободным и совершенным, но однако же, всю жизнь свою любивший
человечество и вдруг прозревший и увидавший, что невелико нравственное блаженство достигнуть совершенства воли с тем, чтобы в то же время убедиться, что миллионы остальных существ Божиих остались устроенными лишь в насмешку, что никогда не в силах они будут справиться со своею свободой, что из жалких бунтовщиков никогда не выйдет великанов для завершения башни, что не для таких гусей великий идеалист мечтал о своей гармонии.
И действительно так, действительно только в этом и весь секрет, но разве это не страдание, хотя бы для такого, как он, человека, который всю жизнь свою убил на подвиг в пустыне и не излечился от любви к
человечеству?
Кто знает, может быть, этот проклятый старик, столь упорно и столь по-своему любящий
человечество, существует и теперь в виде целого сонма многих таковых единых стариков и не случайно вовсе, а существует как согласие, как тайный союз, давно уже устроенный для хранения тайны, для хранения ее от несчастных и малосильных людей, с тем чтобы сделать их счастливыми.
Ибо привык надеяться на себя одного и от целого отделился единицей, приучил свою душу не верить в людскую помощь, в людей и в
человечество, и только и трепещет того, что пропадут его деньги и приобретенные им права его.
А ведь этакой говорит: «За
человечество бороться иду».
А потому в мире все более и более угасает мысль о служении
человечеству, о братстве и целостности людей и воистину встречается мысль сия даже уже с насмешкой, ибо как отстать от привычек своих, куда пойдет сей невольник, если столь привык утолять бесчисленные потребности свои, которые сам же навыдумал?
Инока корят его уединением: «Уединился ты, чтобы себя спасти в монастырских стенах, а братское служение
человечеству забыл».
— Я, признаюсь, терпеть не могу вступать во все эти препирания, — отрезал он, — можно ведь и не веруя в Бога любить
человечество, как вы думаете? Вольтер же не веровал в Бога, а любил человечество? («Опять, опять!» — подумал он про себя.)
— Вольтер в Бога верил, но, кажется, мало и, кажется, мало любил и
человечество, — тихо, сдержанно и совершенно натурально произнес Алеша, как бы разговаривая с себе равным по летам или даже со старшим летами человеком. Колю именно поразила эта как бы неуверенность Алеши в свое мнение о Вольтере и что он как будто именно ему, маленькому Коле, отдает этот вопрос на решение.
Зачем в Америку, когда и у нас можно много принести пользы для
человечества?
Что, если прав Ракитин, что это идея искусственная в
человечестве?
Ракитин говорит, что можно любить
человечество и без Бога.
Легко жить Ракитину: «Ты, — говорит он мне сегодня, — о расширении гражданских прав человека хлопочи лучше али хоть о том, чтобы цена на говядину не возвысилась; этим проще и ближе
человечеству любовь окажешь, чем философиями».
А потом я Федора Павловича, так как они мне единственно во всем
человечестве одному доверяли, научил пакет этот самый с деньгами в угол за образа перенесть, потому что там совсем никто не догадается, особенно коли спеша придет.
По-моему, и разрушать ничего не надо, а надо всего только разрушить в
человечестве идею о Боге, вот с чего надо приняться за дело!
Раз
человечество отречется поголовно от Бога (а я верю, что этот период — параллель геологическим периодам — совершится), то само собою, без антропофагии, падет все прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и наступит все новое.
Если наступит, то все решено, и
человечество устроится окончательно.
— Конечно… я желал бы умереть за все
человечество, а что до позора, то все равно: да погибнут наши имена. Вашего брата я уважаю!
Цитаты из русской классики со словом «человечества»
Ассоциации к слову «человечества»
Синонимы к слову «человечества»
Предложения со словом «человечество»
- И двухтысячелетняя история человечества является историей этой эмпирической невозможности, историей забвений, отпадений, подмен и бессилия приблизить себя к заданию.
- Описанная в этой книге история развития человечества касается по большей части эволюции человекообразных обезьян.
- Если вдруг абсолютно внезапно захотелось экзотики, откройте нашу книгу, и найдите здесь самые-самые старые игры, большинство из которых добрая половина человечества уже давно забыла.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «человечество»
Значение слова «человечество»
Афоризмы русских писателей со словом «человечество»
- Человечество так не сумело,
И во имя бессмертных идей
Смерть приемлют пророчески смело
Наилучшие из людей.
- Есть в человечестве только одно зло — невежество; против этого зла есть только одно лекарство — наука.
- Каждая нация рождается, живет и вносит свои силы и работу в общую человеческую массу, изживает свой период и исчезает, оставив свой неизгладимый след! Чем глубже этот след, тем более народ исполнил свой долг перед человечеством!
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно