Цитаты со словом «убийства»
— Я, разумеется, не дам совершиться
убийству, как не дал и сейчас. Останься тут, Алеша, я выйду походить по двору; у меня голова начала болеть.
На другой же день после
убийства нашли его на дороге, при выезде из города, мертво пьяного, имевшего в кармане своем нож, да еще с запачканною почему-то в крови правою ладонью.
Но о пролитой неповинной крови, об
убийстве человека он почти тогда и не мыслил.
Если б я убил тебя, то все равно бы погиб за это
убийство, хотя бы и не объявил о прежнем преступлении.
У богатых уединение и духовное самоубийство, а у бедных — зависть и
убийство, ибо права-то дали, а средств насытить потребности еще не указали.
— Господин отставной поручик Карамазов, я должен вам объявить, что вы обвиняетесь в
убийстве отца вашего, Федора Павловича Карамазова, происшедшем в эту ночь…
Но в
убийстве старика отца — не виновен!
— Дверь стояла отпертою, и убийца вашего родителя несомненно вошел в эту дверь и, совершив
убийство, этою же дверью и вышел, — как бы отчеканивая, медленно и раздельно произнес прокурор. — Это нам совершенно ясно. Убийство произошло, очевидно, в комнате, а не через окно, что положительно ясно из произведенного акта осмотра, из положения тела и по всему. Сомнений в этом обстоятельстве не может быть никаких.
— Я гораздо добрее, чем вы думаете, господа, я вам сообщу почему, и дам этот намек, хотя вы того и не стоите. Потому, господа, умалчиваю, что тут для меня позор. В ответе на вопрос: откуда взял эти деньги, заключен для меня такой позор, с которым не могло бы сравняться даже и
убийство, и ограбление отца, если б я его убил и ограбил. Вот почему не могу говорить. От позора не могу. Что вы это, господа, записывать хотите?
И таков ли, таков ли был бы я в эту ночь и в эту минуту теперь, сидя с вами, — так ли бы я говорил, так ли двигался, так ли бы смотрел на вас и на мир, если бы в самом деле был отцеубийцей, когда даже нечаянное это
убийство Григория не давало мне покоя всю ночь, — не от страха, о! не от одного только страха вашего наказания!
— Да разве я знал тогда про
убийство? — вскричал наконец Иван Федорович и крепко стукнул кулаком по столу. — Что значит: «об чем ином прочем»? — говори, подлец!
Я хотел, я именно хотел
убийства!
Хотел ли я
убийства, хотел ли?..
На нем лежали окровавленный шелковый белый халат Федора Павловича, роковой медный пестик, коим было совершено предполагаемое
убийство, рубашка Мити с запачканным кровью рукавом, его сюртук весь в кровавых пятнах сзади на месте кармана, в который он сунул тогда свой весь мокрый от крови платок, самый платок, весь заскорузлый от крови, теперь уже совсем пожелтевший, пистолет, заряженный для самоубийства Митей у Перхотина и отобранный у него тихонько в Мокром Трифоном Борисовичем, конверт с надписью, в котором были приготовлены для Грушеньки три тысячи, и розовая тоненькая ленточка, которою он был обвязан, и прочие многие предметы, которых и не упомню.
Наконец председатель объявил к слушанию дело об
убийстве отставного титулярного советника Федора Павловича Карамазова — не помню вполне, как он тогда выразился.
Не думаю настойчиво утверждать, — продолжал Ипполит Кириллович, — что до этой сцены подсудимый уже обдуманно и преднамеренно положил покончить с отцом своим
убийством его.
Вы сами слышали, господа, ее восклицание: „Это план, это программа
убийства!“ — вот как определяла она несчастное „пьяное“ письмо несчастного подсудимого.
Да и не подозрение только — какие уж теперь подозрения, обман явен, очевиден: она тут, вот в этой комнате, откуда свет, она у него там, за ширмами, — и вот несчастный подкрадывается к окну, почтительно в него заглядывает, благонравно смиряется и благоразумно уходит, поскорее вон от беды, чтобы чего не произошло, опасного и безнравственного, — и нас в этом хотят уверить, нас, знающих характер подсудимого, понимающих, в каком он был состоянии духа, в состоянии, нам известном по фактам, а главное, обладая знаками, которыми тотчас же мог отпереть дом и войти!“ Здесь по поводу „знаков“ Ипполит Кириллович оставил на время свое обвинение и нашел необходимым распространиться о Смердякове, с тем чтоб уж совершенно исчерпать весь этот вводный эпизод о подозрении Смердякова в
убийстве и покончить с этою мыслию раз навсегда.
Не для того ли, чтобы, замыслив
убийство, обратить на себя случившимся припадком заранее и поскорее внимание в доме?
Будь хоть тень, хоть подозрение на кого другого, на какое-нибудь шестое лицо, то я убежден, что даже сам подсудимый постыдился бы показать тогда на Смердякова, а показал бы на это шестое лицо, ибо обвинять Смердякова в этом
убийстве есть совершенный абсурд.
Но, не имея ни тени мотивов к
убийству из таких, какие имел подсудимый, то есть ненависти, ревности и проч., и проч., Смердяков, без сомнения, мог убить только лишь из-за денег, чтобы присвоить себе именно эти три тысячи, которые сам же видел, как барин его укладывал в пакет.
И вот, замыслив
убийство, он заранее сообщает другому лицу — и к тому же в высочайшей степени заинтересованному лицу, именно подсудимому, — все обстоятельства о деньгах и знаках: где лежит пакет, что именно на пакете написано, чем он обернут, а главное, главное сообщает про эти «знаки», которыми к барину можно пройти.
Напротив, повторяю это, если б он промолчал хоть только об деньгах, а потом убил и присвоил эти деньги себе, то никто бы никогда в целом мире не мог обвинить его по крайней мере в
убийстве для грабежа, ибо денег этих ведь никто, кроме него, не видал, никто не знал, что они существуют в доме.
Ну, так вот этому-то сыну Дмитрию Смердяков, замыслив
убийство, и сообщает вперед про деньги, про пакет и про знаки — как это логично, как это ясно!
Приходит день замышленного Смердяковым
убийства, и вот он летит с ног, притворившись, в припадке падучей болезни, для чего?
Но, может быть, это было вовсе не активное сообщество со стороны Смердякова, а, так сказать, пассивное и страдальческое: может быть, запуганный Смердяков согласился лишь не сопротивляться
убийству и, предчувствуя, что его же ведь обвинят, что он дал убить барина, не кричал, не сопротивлялся, — заранее выговорил себе у Дмитрия Карамазова позволение пролежать это время как бы в падучей, «а ты там убивай себе как угодно, моя изба с краю».
Не соблазняйте же их, не копите их все нарастающей ненависти приговором, оправдывающим
убийство отца родным сыном!..»
А вот именно потому и сделали, что нам горько стало, что мы человека убили, старого слугу, а потому в досаде, с проклятием и отбросили пестик, как оружие
убийства, иначе быть не могло, для чего же его было бросать с такого размаху?
А ведь если существует хотя бы даже только возможность такого предположения, то как же можно столь настойчиво и столь твердо обвинять подсудимого, что
убийство совершено им для грабежа и что действительно существовал грабеж?
Кроме того, воротившийся после
убийства в лавку приказчик сообщил полиции не только об украденной сумме, но и из каких именно денег она состояла, то есть сколько было кредиток радужных, сколько синих, сколько красных, сколько золотых монет и каких именно, и вот на арестованном убийце именно такие же деньги и монеты и найдены.
«Буду просить у всех людей, а не дадут люди, убью отца и возьму у него под тюфяком, в пакете с розовою ленточкой, только бы уехал Иван» — полная-де программа
убийства, как же не он?
Мы слышали, как обвинение само засвидетельствовало, что до самого последнего дня, до сегодня, до дня суда, колебалось обвинить подсудимого в полной и совершенной преднамеренности
убийства, колебалось до самого этого рокового „пьяного“ письма, представленного сегодня суду.
А я отвечу на это, что уж если замыслил такое
убийство, да еще по плану, по написанному, то уж наверно бы не поссорился и с приказчиком, да, может быть, и в трактир не зашел бы вовсе, потому что душа, замыслившая такое дело, ищет тишины и стушевки, ищет исчезновения, чтобы не видали, чтобы не слыхали: „Забудьте-де обо мне, если можете“, и это не по расчету только, а по инстинкту.
Высокоталантливый обвинитель с необыкновенною тонкостью очертил нам все pro и contra предположения о возможности обвинить Смердякова в
убийстве и особенно спрашивал: для чего тому было притворяться в падучей?
Обвинение спрашивает: где момент совершения Смердяковым
убийства?
Клянусь всем священным, я вполне верю в мое, в представленное вам сейчас, толкование об
убийстве.
Будь простое
убийство, и вы при ничтожности, при бездоказательности, при фантастичности фактов, если рассматривать каждый из них в отдельности, а не в совокупности, — отвергли бы обвинение, по крайней мере усумнились бы губить судьбу человека по одному лишь предубеждению против него, которое, увы, он так заслужил!
Но тут не простое
убийство, а отцеубийство!
Такое
убийство не есть убийство.
Такое
убийство не есть и отцеубийство.
Нет,
убийство такого отца не может быть названо отцеубийством.
Такое
убийство может быть причтено к отцеубийству лишь по предрассудку!
Но было ли, было ли это
убийство в самом деле, взываю я к вам снова и снова из глубины души моей!
Затем возвещают нам, что наша трибуна есть трибуна истины и здравых понятий, и вот с этой трибуны „здравых понятий“ раздается, с клятвою, аксиома, что называть
убийство отца отцеубийством есть только один предрассудок!
Цитаты из русской классики со словом «убийства»
Ассоциации к слову «убийства»
Синонимы к слову «убийства»
Предложения со словом «убийство»
- Сестра убитой девушки тайно проникает в дом, где произошло убийство.
- – Не исключаю такой версии, тем более что орудие убийства находится рядом с телом.
- Я не хочу сказать, что она не могла совершить убийство потому только, что она такая красивая.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «убийство»
Значение слова «убийство»
Афоризмы русских писателей со словом «убийство»
- Убийство — это страшное дело, и его нельзя превращать в зрелище.
- В нашей истории нет ни одного поколения без военного опыта, без опыта убийства, а с опытом просто жизни. Мы или воевали, или вспоминали о войне, или готовились к ней. Мы никогда не жили иначе.
- Война — это тяжелая работа, постоянное убийство, человек все время вертится возле смерти.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно