Неточные совпадения
Наконец раздался тихий, густой звук больших стенных часов, пробивших один раз.
С некоторым беспокойством повернул он голову взглянуть на циферблат, но почти
в ту же минуту отворилась задняя дверь, выходившая
в коридор, и показался камердинер Алексей Егорович. Он нес
в одной
руке теплое пальто,
шарф и шляпу, а
в другой серебряную тарелочку, на которой лежала записка.
Он не ошибся. Николай Всеволодович уже снял было
с себя, левою
рукой, теплый
шарф, чтобы скрутить своему пленнику
руки; но вдруг почему-то бросил его и оттолкнул от себя. Тот мигом вскочил на ноги, обернулся, и короткий широкий сапожный нож, мгновенно откуда-то взявшийся, блеснул
в его
руке.
Шляпа
с широкими полями, гарусный
шарф, плотно обматывавший шею, палка
в правой
руке, а
в левой чрезвычайно маленький, но чрезмерно туго набитый саквояж довершали костюм.
Неточные совпадения
«Мама, а я еще не сплю», — но вдруг Томилин, запнувшись за что-то, упал на колени, поднял
руки, потряс ими, как бы угрожая, зарычал и охватил ноги матери. Она покачнулась, оттолкнула мохнатую голову и быстро пошла прочь, разрывая
шарф. Учитель, тяжело перевалясь
с колен на корточки, встал, вцепился
в свои жесткие волосы, приглаживая их, и шагнул вслед за мамой, размахивая
рукою. Тут Клим испуганно позвал:
Так неподвижно лег длинный человек
в поддевке, очень похожий на Дьякона, — лег, и откуда-то из-под воротника поддевки обильно полилась кровь, рисуя сбоку головы его красное пятно, — Самгин видел прозрачный парок над этим пятном; к забору подползал, волоча ногу, другой человек,
с зеленым
шарфом на шее; маленькая женщина сидела на земле, стаскивая
с ноги своей черный ботик, и вдруг, точно ее ударили по затылку, ткнулась головой
в колени свои, развела
руками, свалилась набок.
Вы были
в это утро
в темно-синем бархатном пиджаке,
в шейном
шарфе, цвета сольферино, по великолепной рубашке
с алансонскими кружевами, стояли перед зеркалом
с тетрадью
в руке и выработывали, декламируя, последний монолог Чацкого и особенно последний крик:
Мы сидели раз вечером
с Иваном Евдокимовичем
в моей учебной комнате, и Иван Евдокимович, по обыкновению запивая кислыми щами всякое предложение, толковал о «гексаметре», страшно рубя на стопы голосом и
рукой каждый стих из Гнедичевой «Илиады», — вдруг на дворе снег завизжал как-то иначе, чем от городских саней, подвязанный колокольчик позванивал остатком голоса, говор на дворе… я вспыхнул
в лице, мне было не до рубленого гнева «Ахиллеса, Пелеева сына», я бросился стремглав
в переднюю, а тверская кузина, закутанная
в шубах, шалях,
шарфах,
в капоре и
в белых мохнатых сапогах, красная от морозу, а может, и от радости, бросилась меня целовать.
Это был молодой человек, бедно и неряшливо одетый,
в сюртуке,
с засаленными до зеркального лоску рукавами,
с жирною, застегнутою доверху жилеткой,
с исчезнувшим куда-то бельем,
с черным шелковым замасленным донельзя и скатанным
в жгут
шарфом,
с немытыми
руками,
с чрезвычайно угреватым лицом, белокурый и, если можно так выразиться,
с невинно-нахальным взглядом.