Неточные совпадения
Тяготил его,
главное, стыд, хотя мы в эту неделю никого не видали и всё сидели одни; но он стыдился даже и меня, и до того, что чем более
сам открывал мне, тем более и досадовал на меня за это.
И, однако, все эти грубости и неопределенности, всё это было ничто в сравнении с
главною его заботой. Эта забота мучила его чрезвычайно, неотступно; от нее он худел и падал духом. Это было нечто такое, чего он уже более всего стыдился и о чем никак не хотел заговорить даже со мной; напротив, при случае лгал и вилял предо мной, как маленький мальчик; а между тем
сам же посылал за мною ежедневно, двух часов без меня пробыть не мог, нуждаясь во мне, как в воде или в воздухе.
Само собою разумеется, что я давно уже угадал про себя эту
главную тайну его и видел всё насквозь.
Главное было в том, что мне
самому ужасно хотелось тогда быть ей представленным и отрекомендованным, в чем мог я рассчитывать единственно на одного лишь Степана Трофимовича.
Степан Трофимович в недоумении смотрел на обоих спорщиков. Оба
сами себя выдавали и,
главное, не церемонились. Мне подумалось, что Липутин привел к нам этого Алексея Нилыча именно с целью втянуть его в нужный разговор чрез третье лицо, любимый его маневр.
Так как он
сам начал расспрашивать, то я и рассказал ему всё в
главных чертах и что у меня есть записка.
Он держал себя как никогда прежде, стал удивительно молчалив, даже не написал ни одного письма Варваре Петровне с
самого воскресенья, что я счел бы чудом, а
главное, стал спокоен.
Я с
самыми открытыми объяснениями, в которых нуждаюсь,
главное, я, а не вы, — это для вашего самолюбия, но в то же время это и правда.
— Я, конечно, понимаю застрелиться, — начал опять, несколько нахмурившись, Николай Всеволодович, после долгого, трехминутного задумчивого молчания, — я иногда
сам представлял, и тут всегда какая-то новая мысль: если бы сделать злодейство или,
главное, стыд, то есть позор, только очень подлый и… смешной, так что запомнят люди на тысячу лет и плевать будут тысячу лет, и вдруг мысль: «Один удар в висок, и ничего не будет». Какое дело тогда до людей и что они будут плевать тысячу лет, не так ли?
— Я-с. Еще со вчерашнего дня, и всё, что мог, чтобы сделать честь… Марья же Тимофеевна на этот счет,
сами знаете, равнодушна. А
главное, от ваших щедрот, ваше собственное, так как вы здесь хозяин, а не я, а я, так сказать, в виде только вашего приказчика, ибо все-таки, все-таки, Николай Всеволодович, все-таки духом я независим! Не отнимите же вы это последнее достояние мое! — докончил он умилительно.
Андрей Антонович вошел даже в пафос. Он любил поговорить умно и либерально еще с
самого Петербурга, а тут,
главное, никто не подслушивал. Петр Степанович молчал и держал себя как-то не по-обычному серьезно. Это еще более подзадорило оратора.
— Да, вам же первому и достанется, скажет, что
сами заслужили, коли вам так пишут. Знаем мы женскую логику. Ну, прощайте. Я вам, может, даже дня через три этого сочинителя представлю.
Главное, уговор!
— В выборе, разумеется, нет сомнения, — пробормотал один офицер, за ним другой, за ним еще кто-то.
Главное, всех поразило, что Верховенский с «сообщениями» и
сам обещал сейчас говорить.
Кто из русских людей, из писателей, выставил столько
самых современных типов, угадал столько
самых современных вопросов, указал именно на те
главные современные пункты, из которых составляется тип современного деятеля?
Ее,
главное, прельщали тогда эти тосты: она
сама хотела провозгласить их и в ожидании всё сочиняла их.
— Вот забота! И
главное, что вы это
сами знаете как по пальцам и понимаете лучше всех на свете и
сами рассчитывали. Я барышня, мое сердце в опере воспитывалось, вот с чего и началось, вся разгадка.
Но вот какое совпадение обстоятельств: я из своих (слышите, из своих, ваших не было ни рубля, и,
главное, вы это
сами знаете) дал этому пьяному дурачине Лебядкину двести тридцать рублей, третьего дня, еще с вечера, — слышите, третьего дня, а не вчера после «чтения», заметьте это: это весьма важное совпадение, потому что я ведь ничего не знал тогда наверно, поедет или нет к вам Лизавета Николаевна; дал же собственные деньги единственно потому, что вы третьего дня отличились, вздумали всем объявить вашу тайну.
— Чудесно, а у
самой слезы текут. Тут нужно мужество. Надо ни в чем не уступать мужчине. В наш век, когда женщина… фу, черт (едва не отплевался Петр Степанович)! А
главное, и жалеть не о чем: может, оно и отлично обернется. Маврикий Николаевич человек… одним словом, человек чувствительный, хотя и неразговорчивый, что, впрочем, тоже хорошо, конечно при условии, если он без предрассудков…
— Во-первых, вы, Липутин,
сами в этой интриге участвовали, а во-вторых и
главное, вам приказано было отправить Лебядкина и выданы деньги, а вы что сделали? Если б отправили, так ничего бы и не было.
— Нет, я этого ничего не знаю и совсем не знаю, за что вы так рассердились, — незлобиво и почти простодушно ответил гость. — Я имею только передать вам нечто и за тем пришел,
главное не желая терять времени. У вас станок, вам не принадлежащий и в котором вы обязаны отчетом, как знаете
сами. Мне велено потребовать от вас передать его завтра же, ровно в семь часов пополудни, Липутину. Кроме того, велено сообщить, что более от вас ничего никогда не потребуется.
Никому и в голову не придет подозревать из нас кого-нибудь, особенно если вы
сами сумеете повести себя; так что
главное дело все-таки зависит от вас же и от полного убеждения, в котором, надеюсь, вы утвердитесь завтра же.
— Я меньшего и не ждал от вас, Эркель. Если вы догадались, что я в Петербург, то могли понять, что не мог же я сказать им вчера, в тот момент, что так далеко уезжаю, чтобы не испугать. Вы видели
сами, каковы они были. Но вы понимаете, что я для дела, для
главного и важного дела, для общего дела, а не для того, чтоб улизнуть, как полагает какой-нибудь Липутин.
Последнее-то и было
главное. Что-то другое начинало царапать его бедненькое сердце, чего он и
сам еще не понимал, что-то связанное со вчерашним вечером.
Главное в том, что я
сам себе верю, когда лгу.
Выслушав его и,
главное, о подробностях отъезда в Устьево вместе с какою-то Софьей Матвеевной в одной бричке, она мигом собралась и по горячему следу прикатила
сама в Устьево.
Неточные совпадения
Призвали на совет
главного городового врача и предложили ему три вопроса: 1) могла ли градоначальникова голова отделиться от градоначальникова туловища без кровоизлияния? 2) возможно ли допустить предположение, что градоначальник снял с плеч и опорожнил
сам свою собственную голову?
Для Константина народ был только
главный участник в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он
сам говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним в общем деле, иногда приходивший в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда в общем деле требовались другие качества, приходил в озлобление на народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Сама же таинственная прелестная Кити не могла любить такого некрасивого, каким он считал себя, человека и,
главное, такого простого, ничем не выдающегося человека.
Но
главная забота ее всё-таки была она
сама — она
сама, насколько она дорога Вронскому, насколько она может заменить для него всё, что он оставил.
Несмотря на то, что Степан Аркадьич был кругом виноват перед женой и
сам чувствовал это, почти все в доме, даже нянюшка,
главный друг Дарьи Александровны, были на его стороне.