Неточные совпадения
В Лизавете Николаевне он
предполагал встретить какое-то необычайное существо.
— Неужели вы думаете, — начал он опять с болезненным высокомерием, оглядывая меня с ног до головы, — неужели вы можете
предположить, что я, Степан Верховенский, не найду
в себе столько нравственной силы, чтобы, взяв мою коробку, — нищенскую коробку мою! — и взвалив ее на слабые плечи, выйти за ворота и исчезнуть отсюда навеки, когда того потребует честь и великий принцип независимости?
— Но, mon cher, не давите же меня окончательно, не кричите на меня; я и то весь раздавлен, как… как таракан, и, наконец, я думаю, что всё это так благородно.
Предположите, что там что-нибудь действительно было… en Suisse [
в Швейцарии (фр.).]… или начиналось. Должен же я спросить сердца их предварительно, чтобы… enfin, чтобы не помешать сердцам и не стать столбом на их дороге… Я единственно из благородства.
— Стало быть,
в три часа. Стало быть, правду я
предположила вчера у Степана Трофимовича, что вы — несколько преданный мне человек? — улыбнулась она, торопливо пожимая мне на прощанье руку и спеша к оставленному Маврикию Николаевичу.
Сомнения не было, что и приехал он теперь (
в извозчичьей карете) непременно тоже по постороннему наущению и с чьею-нибудь помощью; один он не успел бы догадаться, а равно одеться, собраться и решиться
в какие-нибудь три четверти часа,
предполагая даже, что сцена на соборной паперти стала ему тотчас известною.
Но чтоб объяснить тот ужасный вопрос, который вдруг последовал за этим жестом и восклицанием, — вопрос, возможности которого я даже и
в самой Варваре Петровне не мог бы
предположить, — я попрошу читателя вспомнить, что такое был характер Варвары Петровны во всю ее жизнь и необыкновенную стремительность его
в иные чрезвычайные минуты.
Есть основание
предположить, что
в детстве, через какую-то благодетельницу, она чуть было не получила воспитания.
Мнительный, быстро и глубоко оскорблявшийся Гаганов почел прибытие верховых за новое себе оскорбление,
в том смысле, что враги слишком, стало быть, надеялись на успех, коли не
предполагали даже нужды
в экипаже на случай отвоза раненого.
Все упорно продолжали
предполагать какой-то роман, какую-то роковую семейную тайну, совершившуюся
в Швейцарии, и почему-то с непременным участием Юлии Михайловны.
Вступая
в брак, Андрей Антонович ни за что бы не
предположил возможности семейных раздоров и столкновений
в будущем.
— Я бы
предположил, что это анонимный пашквиль,
в насмешку.
Я бы так
предположил (но опять-таки личным мнением), что Илье Ильичу, покумившемуся с управляющим, было даже выгодно представить фон Лембке эту толпу
в этом свете, и именно чтоб не доводить его до настоящего разбирательства дела; а надоумил его к тому сам же Лембке.
Мне известно, по слухам самым интимнейшим (ну
предположите, что сама Юлия Михайловна впоследствии, и уже не
в торжестве, а почтираскаиваясь, — ибо женщина никогда вполнене раскается — сообщила мне частичку этой истории), — известно мне, что Андрей Антонович пришел к своей супруге накануне, уже глубокою ночью,
в третьем часу утра, разбудил ее и потребовал выслушать «свой ультиматум».
Он, верно,
предполагал, что выйдет как-нибудь
в другом роде; но даже кучка безобразников, аплодировавшая во время выходки, вдруг замолкла, тоже как бы опешившая.
— Ну, это-то всё равно. Я, пожалуй,
в то время выйду и постою на крыльце. Если вы умираете и так неравнодушны, то… всё это очень опасно. Я выйду на крыльцо, и
предположите, что я ничего не понимаю и что я безмерно ниже вас человек.
Виргинский
в продолжение дня употребил часа два, чтоб обежать всех нашихи возвестить им, что Шатов наверно не донесет, потому что к нему воротилась жена и родился ребенок, и, «зная сердце человеческое»,
предположить нельзя, что он может быть
в эту минуту опасен. Но, к смущению своему, почти никого не застал дома, кроме Эркеля и Лямшина. Эркель выслушал это молча и ясно смотря ему
в глаза; на прямой же вопрос: «Пойдет ли он
в шесть часов или нет?» — отвечал с самою ясною улыбкой, что, «разумеется, пойдет».
Виргинский до того испугался, что сам закричал, как безумный, и
в каком-то остервенении, до того злобном, что от Виргинского и
предположить нельзя было, начал дергаться из рук Лямшина, царапая и колотя его сколько мог достать сзади руками.
— Почему вы
предположили, что я так-таки
в Петербург? — еще открытее засмеялся и Петр Степанович.
Иногда он кажется так счастлив, глаза горят, и наблюдатель только что
предположит в нем открытый характер, сообщительность и даже болтливость, как через час, через два, взглянув на него, поразится бледностью его лица, каким-то внутренним и, кажется, неисцелимым страданием, как будто он отроду не улыбнулся.
Потому-то мы и вошли сюда, не боясь, что нас сбросят с крыльца (как вы угрожали сейчас) за то только, что мы не просим, а требуем, и за неприличие визита в такой поздний час (хотя мы пришли и не в поздний час, а вы же нас в лакейской прождать заставили), потому-то, говорю, и пришли, ничего не боясь, что
предположили в вас именно человека с здравым смыслом, то есть с честью и совестью.
Неточные совпадения
Лука Лукич (про себя,
в нерешимости).Вот тебе раз! Уж этого никак не
предполагал. Брать или не брать?
Cемен Константинович Двоекуров градоначальствовал
в Глупове с 1762 по 1770 год. Подробного описания его градоначальствования не найдено, но, судя по тому, что оно соответствовало первым и притом самым блестящим годам екатерининской эпохи, следует
предполагать, что для Глупова это было едва ли не лучшее время
в его истории.
Был, говорит он,
в древности народ, головотяпами именуемый, и жил он далеко на севере, там, где греческие и римские историки и географы
предполагали существование Гиперборейского моря.
Нельзя думать, чтобы «Летописец» добровольно допустил такой важный биографический пропуск
в истории родного города; скорее должно
предположить, что преемники Двоекурова с умыслом уничтожили его биографию, как представляющую свидетельство слишком явного либерализма и могущую послужить для исследователей нашей старины соблазнительным поводом к отыскиванию конституционализма даже там, где,
в сущности, существует лишь принцип свободного сечения.
Конечно, современные нам академии имеют несколько иной характер, нежели тот, который
предполагал им дать Двоекуров, но так как сила не
в названии, а
в той сущности, которую преследует проект и которая есть не что иное, как «рассмотрение наук», то очевидно, что, покуда царствует потребность
в «рассмотрении», до тех пор и проект Двоекурова удержит за собой все значение воспитательного документа.