Неточные совпадения
— От Лизаветы, по гордости и по строптивости ее, я ничего не добилась, — заключила Прасковья Ивановна, — но видела своими глазами, что у ней с Николаем Всеволодовичем что-то произошло. Не знаю причин, но, кажется, придется вам, друг
мой Варвара Петровна, спросить о причинах вашу Дарью Павловну. По-моему, так Лиза была обижена. Рада-радешенька, что привезла вам наконец вашу фаворитку и сдаю с
рук на
руки: с плеч долой.
Вообще говоря, если осмелюсь выразить и
мое мнение в таком щекотливом деле, все эти наши господа таланты средней
руки, принимаемые, по обыкновению, при жизни их чуть не за гениев, — не только исчезают чуть не бесследно и как-то вдруг из памяти людей, когда умирают, но случается, что даже и при жизни их, чуть лишь подрастет новое поколение, сменяющее то, при котором они действовали, — забываются и пренебрегаются всеми непостижимо скоро.
— Может быть, вам скучно со мной, Г—в (это
моя фамилия), и вы бы желали… не приходить ко мне вовсе? — проговорил он тем тоном бледного спокойствия, который обыкновенно предшествует какому-нибудь необычайному взрыву. Я вскочил в испуге; в то же мгновение вошла Настасья и молча протянула Степану Трофимовичу бумажку, на которой написано было что-то карандашом. Он взглянул и перебросил мне. На бумажке
рукой Варвары Петровны написаны были всего только два слова: «Сидите дома».
— Один, один он мне остался теперь, одна надежда
моя! — всплеснул он вдруг
руками, как бы внезапно пораженный новою мыслию, — теперь один только он,
мой бедный мальчик, спасет меня и — о, что же он не едет! О сын
мой, о
мой Петруша… и хоть я недостоин названия отца, а скорее тигра, но… laissez-moi, mon ami, [оставьте меня,
мой друг (фр.).] я немножко полежу, чтобы собраться с мыслями. Я так устал, так устал, да и вам, я думаю, пора спать, voyez-vous, [вы видите (фр.).] двенадцать часов…
— Бог ты
мой, что такое! — возопила Прасковья Ивановна, бессильно сплеснув
руками. Но Лиза не ответила и как бы даже не слышала; она села в прежний угол и опять стала смотреть куда-то в воздух.
— Петруша! — вскричал Степан Трофимович, мгновенно выходя из оцепенения; он сплеснул
руками и бросился к сыну. — Pierre, mon enfant, [Петя, дитя
мое (фр.).] а ведь я не узнал тебя! — сжал он его в объятиях, и слезы покатились из глаз его.
А впрочем… а впрочем, я по выражению лиц замечаю (повертывался он с письмом в
руках, с невинною улыбкой всматриваясь в лица), что, по
моему обыкновению, я, кажется, в чем-то дал маху… по глупой
моей откровенности или, как Николай Всеволодович говорит, торопливости.
— Проклинаю тебя отсель
моим именем! — протянул над ним
руку Степан Трофимович, весь бледный как смерть.
— Таков
мой жребий. Я расскажу о том подлом рабе, о том вонючем и развратном лакее, который первый взмостится на лестницу с ножницами в
руках и раздерет божественный лик великого идеала, во имя равенства, зависти и… пищеварения. Пусть прогремит
мое проклятие, и тогда, тогда…
— Лавры! — произнес Кармазинов с тонкою и несколько язвительною усмешкой. — Я, конечно, тронут и принимаю этот заготовленный заранее, но еще не успевший увянуть венок с живым чувством; но уверяю вас, mesdames, я настолько вдруг сделался реалистом, что считаю в наш век лавры гораздо уместнее в
руках искусного повара, чем в
моих…
«Mon enfant, [Дитя
мое (фр.).]
рука моя дрожит, но я всё закончил.
— Ай, не жмите
руку так больно! Куда нам ехать вместе сегодня же? Куда-нибудь опять «воскресать»? Нет, уж довольно проб… да и медленно для меня; да и неспособна я; слишком для меня высоко. Если ехать, то в Москву, и там делать визиты и самим принимать — вот
мой идеал, вы знаете; я от вас не скрыла, еще в Швейцарии, какова я собою. Так как нам невозможно ехать в Москву и делать визиты, потому что вы женаты, так и нечего о том говорить.
И не будь ты природный
мой господин, которого я, еще отроком бывши, на
руках наших нашивал, то как есть тебя теперича порешил бы, даже с места сего не сходя!
— Прошу вас заметить, что я не Фурье. Смешивая меня с этою сладкою, отвлеченною мямлей, вы только доказываете, что рукопись
моя хотя и была в
руках ваших, но совершенно вам неизвестна. Насчет же вашего мщения скажу вам, что вы напрасно взвели курок; в сию минуту это совершенно для вас невыгодно. Если же вы грозите мне на завтра или на послезавтра, то, кроме лишних хлопот, опять-таки ничего себе не выиграете, застрелив меня: меня убьете, а рано или поздно все-таки придете к
моей системе. Прощайте.
— Спасительница
моя, — благоговейно сложил он пред нею
руки. — Vous êtes noble comme une marquise! [Вы благородны, как маркиза! (фр.)] Я — я негодяй! О, я всю жизнь был бесчестен…
— Не думаю, опять улыбаясь, сказал Серпуховской. — Не скажу, чтобы не стоило жить без этого, но было бы скучно. Разумеется, я, может быть, ошибаюсь, но мне кажется, что я имею некоторые способности к той сфере деятельности, которую я избрал, и что в
моих руках власть, какая бы она ни была, если будет, то будет лучше, чем в руках многих мне известных, — с сияющим сознанием успеха сказал Серпуховской. — И потому, чем ближе к этому, тем я больше доволен.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже
мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Аммос Федорович. Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми
моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и
руки по швам.)Не смею более беспокоить своим присутствием. Не будет ли какого приказанья?
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас. Жизнь
моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную любовь
мою, то я недостоин земного существования. С пламенем в груди прошу
руки вашей.
Я словно деревянная // Вдруг стала: загляделась я, // Как лекарь
руки мыл, // Как водку пил.
Черства душа крестьянина, // Подумает ли он, // Что дуб, сейчас им сваленный, //
Мой дед
рукою собственной // Когда-то насадил?