Удавалось ли мне встретить длинную процессию ломовых извозчиков, лениво шедших с вожжами в руках подле возов, нагруженных целыми горами всякой мебели, столов, стульев, диванов турецких и нетурецких и прочим домашним скарбом, на котором, сверх всего этого, зачастую восседала, на самой вершине воза, тщедушная кухарка, берегущая барское добро как зеницу ока; смотрел ли я на тяжело нагруженные домашнею утварью лодки, скользившие по Неве иль Фонтанке, до Черной речки иль островов, — воза и лодки удесятерялись, усотерялись в глазах моих; казалось, все поднялось и поехало, все
переселялось целыми караванами на дачу; казалось, весь Петербург грозил обратиться в пустыню, так что наконец мне стало стыдно, обидно и грустно; мне решительно некуда и незачем было ехать на дачу.
В этот 20-тилетний период времени огромное количество полей не паханы; домà сожжены; торговля переменяет направление; миллионы людей беднеют, богатеют,
переселяются, и миллионы людей христиан, исповедующих закон любви ближнего, убивают друг друга.
— Только одно условие! — начал затем Егор Егорыч. — Вы поезжайте и
переселяйтесь в губернский город; несмотря на то, вы остаетесь моим священником на руге у меня, и я буду высылать вам все деревенские запасы из хлеба и живности.
Сторона та совсем не жилая, летом нет по ней ни езду конного, ни ходу пешего, только на зиму
переселяются туда лесники и живут в дремучих дебрях до лесного сплава в половодье.