Неточные совпадения
Так, напр.,
за «Доходное место» упрекнули его в том,
что выведенные им взяточники
не довольно омерзительны;
за «Воспитанницу» осудили,
что лица, в ней изображенные, слишком уж омерзительны.
За «Бедную невесту», «
Не в свои сани
не садись», «Бедность
не порок» и «
Не так живи, как хочется» Островскому приходилось со всех сторон выслушивать замечания,
что он пожертвовал выполнением пьесы для своей основной задачи, и
за те же произведения привелось автору слышать советы вроде того, чтобы он
не довольствовался рабской подражательностью природе, а постарался расширить свой умственный горизонт.
Конечно, вольному воля: недавно еще один критик пытался доказать,
что основная идея комедии «
Не в свои сани
не садись» состоит в том,
что безнравственно купчихе лезти замуж
за дворянина, а гораздо благонравнее выйти
за ровню, по приказу родительскому.
Например, желая видеть в «Бедности
не порок» апофеозу смирения и покорности старшим, некоторые критики упрекали Островского
за то,
что развязка пьесы является
не необходимым следствием нравственных достоинств смиренного Мити.
Так точно
за лицо Петра Ильича в «
Не так живи, как хочется» автора упрекали,
что он
не придал этому лицу той широты натуры, того могучего размаха, какой, дескать, свойствен русскому человеку, особенно в разгуле.
Тут никто
не может ни на кого положиться: каждую минуту вы можете ждать,
что приятель ваш похвалится тем, как он ловко обсчитал или обворовал вас; компаньон в выгодной спекуляции — легко может забрать в руки все деньги и документы и засадить своего товарища в яму
за долги; тесть надует зятя приданым; жених обочтет и обидит сваху; невеста-дочь проведет отца и мать, жена обманет мужа.
Тут все в войне: жена с мужем —
за его самовольство, муж с женой —
за ее непослушание или неугождение; родители с детьми —
за то,
что дети хотят жить своим умом; дети с родителями —
за то,
что им
не дают жить своим умом; хозяева с приказчиками, начальники с подчиненными воюют
за то,
что одни хотят все подавить своим самодурством, а другие
не находят простора для самых законных своих стремлений; деловые люди воюют из-за того, чтобы другой
не перебил у них барышей их деятельности, всегда рассчитанной на эксплуатацию других; праздные шатуны бьются, чтобы
не ускользнули от них те люди, трудами которых они задаром кормятся, щеголяют и богатеют.
Но такова сила повального ослепления, неизбежно заражающего людей в известных положениях, —
что за убийство и грабежи на войне
не только
не казнят никого, но еще восхваляют и награждают!
Здесь все в ответе
за какую-то чужую несправедливость, все делают мне пакости
за то, в
чем я вовсе
не виноват, и от всех я должен отбиваться, даже вовсе
не имея желания побить кого-нибудь.
Так точно,
что за беда, если купец обманул честнейшего человека, который никому в жизни ни малейшего зла
не сделал.
Приложите то же самое к помещику, к чиновнику «темного царства», к кому хотите, — выйдет все то же: все в военном положении, и никого совесть
не мучит
за обман и присвоение чужого оттого именно,
что ни у кого нет нравственных убеждений, а все живут сообразно с обстоятельствами.
Подхалюзин сожалеет,
что «заведение у нас было превосходное, а теперь все должно в расстройство прийти»; а Большов кричит: «А тебе
что за дело?
не твое было…
Но вот его самообожание выходит из всяких пределов здравого смысла: он переносит прямо на свою личность весь тот блеск, все то уважение, которым пользовался
за свой сан, он решается сбросить с себя власть, уверенный,
что и после того люди
не перестанут трепетать его.
Смотря на него, мы сначала чувствуем ненависть к этому беспутному деспоту; но, следя
за развитием драмы, все более примиряемся с ним как с человеком и оканчиваем тем,
что исполняемся негодованием и жгучею злобой уже
не к нему, а
за него и
за целый мир — к тому дикому, нечеловеческому положению, которое может доводить до такого беспутства даже людей, подобных Лиру.
Только у Островского комические черты проведены здесь несколько тоньше, и притом надо сознаться,
что внутренний комизм личности Большова несколько замаскировывается в последнем акте несчастным его положением, из-за которого проницательные критики и навязали Островскому такие идеи и цели, каких он, вероятно, никогда и во сне
не видел.
А мораль, которую выводит для себя Большов из всей своей истории, — высший пункт, до которого мог он подняться в своем нравственном развитии: «
Не гонись
за большим, будь доволен тем,
что есть; а
за большим погонишься, и последнее отнимут!» Какую степень нравственного достоинства указывают нам эти слова!
Человек, потерпевший от собственного злостного банкротства,
не находит в этом обстоятельстве другого нравственного урока, кроме сентенции,
что «
не нужно гнаться
за большим, чтобы своего
не потерять!» И через минуту к этой сентенции он прибавляет сожаление,
что не умел ловко обделать дельце, приводит пословицу: «Сама себя раба бьет, коль
не чисто жнет».
За самого Большова он
не вовсе отказываемся платить кредиторам, но только рассчитывает,
что 25 копеек — много.
Настоящий мошенник, по призванию посвятивший себя этой специальности,
не старается из каждого обмана вытянуть и выторговать себе фортуну,
не возится из-за гроша с аферой, которая доставила уже рубли; он знает,
что за теперешней спекуляцией ожидает его другая,
за другой представится третья и т. д., и потому он спешит обделывать одно дело, чтобы, взявши с него,
что можно, перейти к другому.
А
за исключением того,
что осталось в Липочке, как след давившего ее деспотизма, она ничуть
не хуже большей части наших барышень
не только в купеческом, но даже и в дворянском сословии.
Таким образом,
не входя ни в какие художественные разбирательства, можно, например, похвалить г. Розенгейма
за то,
что «Гроза», помещенная им недавно в «Русском слове», написана им на тему,
не имеющую той пошлости, как его чиновничьи и откупные элегии.
Но на первой же станции гусар узнает,
что отец
не даст ни гроша денег
за убежавшей дочерью, и тотчас же, конечно, прогоняет от себя бедную девушку.
Он появляется на сцену с сентенцией о том,
что «нужно к старшим
за советом ходить, — старик худа
не посоветует».
Даже на Вихорева он сердится всего более
за то,
что тот «со старшими говорить
не умеет».
При первом ее появлении на сцену, в конце первого акта, Вихорев сообщает ей,
что отец просватал ее
за Бородкина; она наивно говорит: «
Не беспокойтесь, я
за Бородкина
не пойду».
Когда Вихорев отталкивает ее от себя, узнавши,
что за ней денег
не дают, она как будто возмущается несколько и говорит: «
Не будет вам счастья, Виктор Аркадьич,
за то,
что вы надругались над бедной девушкой».
Он остановился на данной точке и все,
что из нее выходит, обсуждает довольно правильно: он очень верно замечает,
что дочь его
не трудно обмануть,
что разговоры Арины Федотовны могут быть для нее вредны,
что невоспитанной купчихе
не сладко выходить
за барина, и проч.
Наливки там, вишневки разные — а
не понимают того,
что на это есть шампанское!» «А
за столом-то какое невежество: молодец в поддевке прислуживает либо девка!» «Я, — говорит, — в здешнем городе только и вижу невежество да необразование; для того и хочу в Москву переехать, и буду там моду всякую подражать».
Что хочешь меня заставь, только
не принуждай ты меня против сердца замуж идти
за немилого».
И Митя отходит, зная,
что «Любови Гордеевне
за Коршуновым
не иначе как погибать надобно»; и она это знает, и мать знает — и все тоскливо и тупо покоряются своей судьбе…
Кроме того, в нем есть всегда неопределенный, смутный страх
за свои права: он чувствует,
что многих своих претензий
не может оправдать никаким правом, никаким общим законом…
Но всего глупее — роль сына Брускова, Андрея Титыча, из-за которого идет вся, эта история и который сам, по его же выражению, «как угорелый ходит по земле» и только сокрушается о том»
что у них в доме «все
не так, как у людей» и
что его «уродом сделали, а
не человеком».
Парню уж давно
за двадцать, смыслом его природа
не обидела: по фабрике отцовской он лучше всех дело понимает, вперед знает,
что требуется, кроме того и к наукам имеет наклонность, и искусства любит, «к скрипке оченно пристрастие имеет», словом сказать — парень совершеннолетний, добрый и неглупый; возрос он до того,
что уж и жениться собирается…
По праву справедливого возмездия, общество может лишить меня участия и в другой, выгодной для меня половине условия, да еще и взыскать
за то,
чем я успел воспользоваться
не по праву.
Узнав,
что правило, которому они следовали, отменено или само умерло, они решительно
не знают, куда им обратиться и
за что взяться, — и бывают ужасно рады первому встречному, который возьмется вести их.
Вот
что говорит она Мите в оправдание своей решимости идти
за Коршунова: «Теперь из воли родительской мне выходить
не должно.
А там опять примется
за прежнее; этого с достоверностью можно ожидать, зная,
что в нем вовсе
не развито внутреннее сознание о необходимости честной и полезной жизни…
По своей благожелательности (а
не по
чему другому) Уланбекова задумала отдать Надю
за пьяницу Неглигентова.
Если б он мог придумать выдавать их
за тех,
за кого они
не хотят и кто их брать
не хочет, то очень может быть,
что эта идея и понравилась бы ему…
А теперь у ней другие мысли; она подавлена самодурством, да и впереди ничего
не видит, кроме того же самодурства: «Как подумаешь, — говорит она, —
что станет этот безобразный человек издеваться над тобой, да ломаться, да свою власть показывать, загубит он твой век ни
за что!..
Прежде она от него бегала, а теперь бросилась в его объятия, вышедши к нему вечером в сад: он свозил ее на лодочке на уединенный островок, их подсмотрела Василиса Перегриновна, донесла Уланбековой, и та, пришедши в великий гнев, велит тотчас послать к Неглигентову (которого пред тем уже выгнала от себя
за то,
что он пришел к ней пьяный — и, следовательно,
не выказал ей уважения) сказать ему,
что свадьба его с Надей должна быть как можно скорее…
Беде можно помочь одним средством: Уланбекова сердита главным образом
за то,
что Гришка, 19-летний лакей, ее любимец,
не ночевал дома...
А
что она настаивает на согласии Маши выйти
за Беневоленского, так это происходит от двух причин: во-первых, Беневоленский возьмется хлопотать об их деле в сенате, а во-вторых, она
не может представить, чтобы девушке было
не все равно,
за кого ни выходить замуж.
Не мудрено в нем такое воззрение, потому
что он сам «года два был на побегушках, разные комиссии исправлял: и
за водкой-то бегал, и
за пирогами, и
за квасом, кому с похмелья, — и сидел-то
не на стуле, а у окошка, на связке бумаг, и писал-то
не из чернильницы, а из старой помадной банки, — и вот вышел в люди», — и теперь признает,
что «все это
не от нас, свыше!..»
И вовсе
не удивительно, если Юсов, узнав,
что все ведомство Вышневского отдано под суд, выражает искреннее убеждение,
что это «по грехам нашим — наказание
за гордость…» Вышневский то же самое объясняет, только несколько рациональнее: «Моя быстрая карьера, — говорит, — и заметное обогащение — вооружили против меня сильных людей…» И, сходясь в этом объяснении, оба администратора остаются затем совершенно спокойны совестию относительно законности своих действий…
Но с ним мы так мало знакомимся из его разговора с Жадовым,
что еще
не можем
за него поручиться.
Есть еще в «Бедной невесте» одна девушка, до такой степени симпатичная и высоконравственная,
что так бы
за ней и бросился, так и
не расстался бы с ней, нашедши ее.