Неточные совпадения
«Свои люди», напечатанные сначала в «Москвитянине», успели
выйти отдельным оттиском, но литературная критика и
не заикнулась о них.
То он
выходил, по этим критикам, квасным патриотом, обскурантом, то прямым продолжателем Гоголя в лучшем его периоде; то славянофилом, то западником; то создателем народного театра, то гостинодворским Коцебу, то писателем с новым особенным миросозерцанием, то человеком, нимало
не осмысливающим действительности, которая им копируется.
Конечно, вольному воля: недавно еще один критик пытался доказать, что основная идея комедии «
Не в свои сани
не садись» состоит в том, что безнравственно купчихе лезти замуж за дворянина, а гораздо благонравнее
выйти за ровню, по приказу родительскому.
Его непосредственное чувство всегда верно указывает ему на предметы; но когда его общие понятия ложны, то в нем неизбежно начинается борьба, сомнения, нерешительность, и если произведение его и
не делается оттого окончательно фальшивым, то все-таки
выходит слабым, бесцветным и нестройным.
Разумеется, из этого сопротивления ничего
не может
выйти: Самсона Силыча
не уломаешь.
Приложите то же самое к помещику, к чиновнику «темного царства», к кому хотите, —
выйдет все то же: все в военном положении, и никого совесть
не мучит за обман и присвоение чужого оттого именно, что ни у кого нет нравственных убеждений, а все живут сообразно с обстоятельствами.
Оттого, и
вышедши на свою волю, он
не умеет управлять собою.
Но вот его самообожание
выходит из всяких пределов здравого смысла: он переносит прямо на свою личность весь тот блеск, все то уважение, которым пользовался за свой сан, он решается сбросить с себя власть, уверенный, что и после того люди
не перестанут трепетать его.
Но когда
вышел случай
не обыкновенный, случай попользоваться большим кушем из имения хозяина, тут Подхалюзин задумался и начал себя оправдывать.
Но чтобы
выйти из подобной борьбы непобежденным, — для этого мало и всех исчисленных нами достоинств: нужно еще иметь железное здоровье и — главное — вполне обеспеченное состояние, а между тем, по устройству «темного царства», — все его зло, вся его ложь тяготеет страданиями и лишениями именно только над теми, которые слабы, изнурены и
не обеспечены в жизни; для людей же сильных и богатых — та же самая ложь служит к услаждению жизни.
Что
выходит из тесного круга обыденной жизни, постоянно им видимой, о том он имеет лишь смутные понятия, да ни мало и
не заботится, находя, что то уж совсем другое, об этом уж нашему брату и думать нечего…
И критика Белинского
не трогала гоголевских теорий, пока он являлся пред нею просто как художник; она ополчилась на него тогда, когда он провозгласил себя нравоучителем и
вышел к публике
не с живым рассказом, а с книжицею назидательных советов…
В самом деле —
не очень-то веселая жизнь ожидала бы Авдотью Максимовну, если бы она
вышла за благородного, хотя бы он и
не был таким шалыганом, как Вихорев.
Вчера тетенька на картах гадала, что-то все дурно
выходило, я уж
не мало плакала».
Он остановился на данной точке и все, что из нее
выходит, обсуждает довольно правильно: он очень верно замечает, что дочь его
не трудно обмануть, что разговоры Арины Федотовны могут быть для нее вредны, что невоспитанной купчихе
не сладко
выходить за барина, и проч.
От дочери он только и требует, чтобы из его воли
не смела
выходить.
Пусть лучше
не будет этих благородных, широких барских замашек, которыми восторгались старые, до идиотства захолопевшие лакеи; но пусть будет свято и неприкосновенно то, что мне принадлежит по праву; пусть у меня будет возможность всегда употреблять свободно и разумно мою мысль и волю, а
не тогда, когда
выйдет милостивое разрешение от какого-нибудь Гордея Карпыча Торцова…
Но я
не поступаю в военную службу или
выхожу из нее и, отказываясь таким образом от военной формы и от надежды быть генералом, считаю себя свободным от обязательства — прикладывать руку к козырьку при встрече со всяким офицером.
Вот что говорит она Мите в оправдание своей решимости идти за Коршунова: «Теперь из воли родительской мне
выходить не должно.
Липочка Большова прельщается военными, боится отца, в грош
не ставит мать и потом
выходит за Подхалюзина и прехладнокровно отправляет в яму отца, чтобы
не заплатить за него по 25 копеек за рубль, из его же именья…
Она мечтает о семейном счастии с любимым человеком, заботится о том, чтоб себя «облагородить», так, чтобы никому
не стыдно было взять ее замуж; думает о том, какой она хороший порядок будет вести в доме,
вышедши замуж; старается вести себя скромно, удаляется от молодого барина, сына Уланбековой, и даже удивляется на московских барышень, что они очень бойки в своих разговорах про кавалеров да про гвардейцев.
«Вы, — говорит, — жили у меня в богатстве и в роскоши и ничего
не делали; теперь ты
выходишь за бедного, и живи всю жизнь в бедности, и работай, и свой долг исполняй.
Прежде она от него бегала, а теперь бросилась в его объятия,
вышедши к нему вечером в сад: он свозил ее на лодочке на уединенный островок, их подсмотрела Василиса Перегриновна, донесла Уланбековой, и та, пришедши в великий гнев, велит тотчас послать к Неглигентову (которого пред тем уже выгнала от себя за то, что он пришел к ней пьяный — и, следовательно,
не выказал ей уважения) сказать ему, что свадьба его с Надей должна быть как можно скорее…
А что она настаивает на согласии Маши
выйти за Беневоленского, так это происходит от двух причин: во-первых, Беневоленский возьмется хлопотать об их деле в сенате, а во-вторых, она
не может представить, чтобы девушке было
не все равно, за кого ни
выходить замуж.
Выходя замуж, она заранее обещает
не давать денег мужу, говоря: «Что ж я буду тогда без капиталу? я ничего
не буду значить», — на что родитель отвечает многозначительным «обнакновенно»!..
Не мудрено в нем такое воззрение, потому что он сам «года два был на побегушках, разные комиссии исправлял: и за водкой-то бегал, и за пирогами, и за квасом, кому с похмелья, — и сидел-то
не на стуле, а у окошка, на связке бумаг, и писал-то
не из чернильницы, а из старой помадной банки, — и вот
вышел в люди», — и теперь признает, что «все это
не от нас, свыше!..»
Правда, тяжело нам дышать под мертвящим давлением самодурства, бушующего в разных видах, от первой до последней страницы Островского; но и окончивши чтение, и отложивши книгу в сторону, и
вышедши из театра после представления одной из пьес Островского, — разве мы
не видим наяву вокруг себя бесчисленного множества тех же Брусковых, Торцовых, Уланбековых, Вышневских, разве
не чувствуем мы на себе их мертвящего дыхания?..
Неточные совпадения
В это время слышны шаги и откашливания в комнате Хлестакова. Все спешат наперерыв к дверям, толпятся и стараются
выйти, что происходит
не без того, чтобы
не притиснули кое-кого. Раздаются вполголоса восклицания:
Осип (
выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин
не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее, а
не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо
не готово.
Я
не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только
выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Как только имел я удовольствие
выйти от вас после того, как вы изволили смутиться полученным письмом, да-с, — так я тогда же забежал… уж, пожалуйста,
не перебивайте, Петр Иванович!
«Ты — бунтовщик!» — с хрипотою // Сказал старик; затрясся весь // И полумертвый пал! // «Теперь конец!» — подумали // Гвардейцы черноусые // И барыни красивые; // Ан
вышло —
не конец!