Неточные совпадения
С другой стороны — навязывать автору свой собственный образ мыслей тоже не нужно, да и неудобно (разве при такой отваге, какую выказал критик «Атенея», г. Н. П. Некрасов, из Москвы): теперь уже для всякого читателя ясно, что Островский не обскурант, не проповедник плетки как основания семейной нравственности, не поборник гнусной морали, предписывающей терпение без конца и отречение от
прав собственной личности, — равно как и не слепой, ожесточенный пасквилянт, старающийся во что бы то ни стало выставить
на позор грязные пятна русской жизни.
Уж и любить-то есть кого; не то что стрикулист чахлый…» Впрочем, в этом он, может быть, и
прав: недаром же у нас рисуются карикатуры пышных камелий во фраках, господ, живущих
на счет чужих жен!..
Это странное явление (столь частое, однако же, в нашем обществе), происходит оттого, что Большов не понимает истинных начал общественного союза, не признает круговой поруки
прав и обязанностей человека в отношении и другим и, подобно Пузатову, смотрит
на общество, как
на вражеский стан.
И вот — Большов угодил в яму, и вместо него явился Подхалюзин — и благоденствует
на тех же
правах.
И только бы ему достичь возможности осуществить свой идеал: он в самом деле не замедлит заставить других так же бояться, подличать, фальшивить и страдать от него, как боялся, подличал, фальшивил и страдал сам он, пока не обеспечил себе
право на самодурство…
Не признавая ее
прав как самостоятельной личности, ей и не дают ничего, что в жизни может ограждать личность: она необразованна, у ней нет голоса даже в домашних делах, нет привычки смотреть
на людей своими глазами, нет даже и мысли о
праве свободного выбора в деле сердца.
— «А как заставит, — что тогда?» — «Тогда, — идиотски отвечает она, — я уж,
право, и не знаю, что мне делать с этим делом… такая-то напасть
на меня!» Вихорев, для которого все средства хороши, предлагает ей уехать с ним тихонько; она приходит в ужас и восклицает: «Ах нет, нет, что вы это?
Он видит, что зло существует, и желает, чтобы его не было; но для этого прежде всего надо ему отстать от самодурства, расстаться с своими понятиями о сущности
прав своих над умом и волею дочери; а это уже выше его сил, это недоступно даже его понятию… и вот он сваливает вину
на других: то Арина Федотовна с заразой пришла, то просто — лукавый попутал.
Кажется, чего бы лучше: воспитана девушка «в страхе да в добродетели», по словам Русакова, дурных книг не читала, людей почти вовсе не видела, выход имела только в церковь божию, вольнодумных мыслей о непочтении к старшим и о
правах сердца не могла ниоткуда набраться, от претензий
на личную самостоятельность была далека, как от мысли — поступить в военную службу…
Нет, он постоянно будет смотреть свысока
на людей мысли и знания, как
на чернорабочих, обязанных приготовлять материал для удобства его произвола, он постоянно будет отыскивать в новых успехах образованности предлоги для предъявления новых
прав своих и никогда не дойдет до сознания обязанностей, налагаемых
на него теми же успехами образованности.
До такой степени гнет самодурства исказил в них человеческий образ, заглушил всякое самобытное чувство, отнял всякую способность к защите самых священных
прав своих,
прав на неприкосновенность чувства,
на независимость сердечных влечений,
на наслаждение взаимной любовью!..
Дурил бы, презирая все человеческие
права и не признавая других законов, кроме своего произвола, а подчас удивлял бы своим великодушием, основанным опять-таки
на той мысли, что «вот, дескать, смотрите: у вас
прав никаких нет, а
на всем моя полная воля: могу казнить, могу и миловать»!..
Во-вторых — он ужасно боится всякого суда, потому что хоть и надеется
на свои деньги, но все-таки не может сообразить,
прав ли он должен быть по суду или нет, а знает только, что по суду тоже придется много денег заплатить.
Но те упорно держат за собою какое-то никем не выговоренное, но всеми признанное
право на тунеядство.
От него ведь дается
право и способы к деятельности; без него остальные люди ничтожны, как говорит Юсов в «Доходном месте»: «Обратили
на тебя внимание, ну, ты и человек, дышишь; а не обратили, — что ты?» Так, стало быть, о бездеятельности самих самодуров и говорить нечего.
Здесь сила сознательной решимости проглядывает в каждом слове; все существо этой девушки не придавлено и не убито; напротив, оно возвышено, просветлено созданием того добра, которое она приносит, отказываясь от
прав своих
на Беневоленского.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось?
Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже
на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.
Городничий (робея).Извините, я,
право, не виноват.
На рынке у меня говядина всегда хорошая. Привозят холмогорские купцы, люди трезвые и поведения хорошего. Я уж не знаю, откуда он берет такую. А если что не так, то… Позвольте мне предложить вам переехать со мною
на другую квартиру.
Право,
на деревне лучше: оно хоть нет публичности, да и заботности меньше; возьмешь себе бабу, да и лежи весь век
на полатях да ешь пироги.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что
на сердце, то и
на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот,
право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь
на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Марья Антоновна.
Право, маменька, все смотрел. И как начал говорить о литературе, то взглянул
на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел
на меня.