Неточные совпадения
Критика отнеслась к автору с уважением, называла его беспрестанно автором «Своих людей» и даже заметила, что обращает на него
такое внимание более
за первую его комедию, нежели
за вторую, которую все признали слабее первой.
Так, напр.,
за «Доходное место» упрекнули его в том, что выведенные им взяточники не довольно омерзительны;
за «Воспитанницу» осудили, что лица, в ней изображенные, слишком уж омерзительны.
За «Бедную невесту», «Не в свои сани не садись», «Бедность не порок» и «Не
так живи, как хочется» Островскому приходилось со всех сторон выслушивать замечания, что он пожертвовал выполнением пьесы для своей основной задачи, и
за те же произведения привелось автору слышать советы вроде того, чтобы он не довольствовался рабской подражательностью природе, а постарался расширить свой умственный горизонт.
Такой способ критики мы считаем очень обидным для писателя, талант которого всеми признан и
за которым упрочена уже любовь публики и известная доля значения в литературе.
Признавая
такие требования вполне справедливыми, мы считаем
за самое лучшее — применить к произведениям Островского критику реальную, состоящую в обозрении того, что нам дают его произведения.
Реальная критика относится к произведению художника точно
так же, как к явлениям действительной жизни: она изучает их, стараясь определить их собственную норму, собрать их существенные, характерные черты, но вовсе не суетясь из-за того, зачем это овес — не рожь, и уголь — не алмаз…
Так точно
за лицо Петра Ильича в «Не
так живи, как хочется» автора упрекали, что он не придал этому лицу той широты натуры, того могучего размаха, какой, дескать, свойствен русскому человеку, особенно в разгуле.
Занявшись изображением честного чиновника, и Островский не везде преодолел эту трудность; но все-таки в его комедии натура человеческая много раз сказывается из-за громких фраз Жадова.
Как у нас невольно и без нашего сознания появляются слезы от дыма, от умиления и хрена, как глаза наши невольно щурятся при внезапном и слишком сильном свете, как тело наше невольно сжимается от холода, —
так точно эти люди невольно и бессознательно принимаются
за плутовскую, лицемерную и грубо эгоистическую деятельность, при невозможности дела открытого, правдивого и радушного…
Действительно, жизнь девушки не очень интересна: в доме властвует самодур и мошенник Пузатов, брат Марьи Антиповны; а когда его нет,
так подглядывает
за своею дочерью и
за молодой женой сына — ворчливая старуха, мать Пузатова, богомольная, добродушная и готовая
за грош продать человека.
Вот вам первый образчик этой невольной, ненужной хитрости. Как сложилось в Марье Антиповне
такое рассуждение, от каких частных случайностей стала развиваться наклонность к хитрости, — что нам
за дело!..
Выдавая сестру
за Ширялова, он спрашивает: «Ты ведь во хмелю смирный? не дерешься?» А матушка его, Степанида Трофимовна,
так и этого не признает: она бранит сына, зачем он жену в страхе не держит.
Нечего и удивляться, что, рассказывая о том, как недодал денег немцу, представившему счет из магазина, Пузатов рассуждает
так: «А то все ему и отдать? да
за что это?
А что он кормил дочь,
так это уж благодеяние,
за которое она должна ему отплатить полным отречением от своей воли.
Так точно, что
за беда, если купец обманул честнейшего человека, который никому в жизни ни малейшего зла не сделал.
Но тут же они придумывают — заставить кредиторов пойти на сделку, — предложить всем 25 коп.
за рубль, если же кто заартачится,
так прибавить, а то, пожалуй, и все заплатить.
Большов говорит: «Это точно, — поторговаться не мешает: не возьмут по двадцати пяти,
так полтину возьмут; а если полтины не возьмут,
так за семь гривен обеими руками ухватятся.
Смотря на него, мы сначала чувствуем ненависть к этому беспутному деспоту; но, следя
за развитием драмы, все более примиряемся с ним как с человеком и оканчиваем тем, что исполняемся негодованием и жгучею злобой уже не к нему, а
за него и
за целый мир — к тому дикому, нечеловеческому положению, которое может доводить до
такого беспутства даже людей, подобных Лиру.
Только у Островского комические черты проведены здесь несколько тоньше, и притом надо сознаться, что внутренний комизм личности Большова несколько замаскировывается в последнем акте несчастным его положением, из-за которого проницательные критики и навязали Островскому
такие идеи и цели, каких он, вероятно, никогда и во сне не видел.
Отдавая
за него дочь, Самсон Силыч ведет
такой разговор с будущим зятем...
Ловкий мошенник большой руки, пустившись на
такое дело, как злостное банкротство, не пропустил бы случая отделаться 25 копейками
за рубль; он тотчас покончил бы всю аферу этой выгодной вделкой и был бы очень доволен.
А раз решивши это, поставивши себе
такой предел,
за который нельзя переступить, Подхалюзин, очень естественно, старается приспособить себя к
такому кругу, где ему надо действовать, и для того съеживается и выгибается.
Таким образом, не входя ни в какие художественные разбирательства, можно, например, похвалить г. Розенгейма
за то, что «Гроза», помещенная им недавно в «Русском слове», написана им на тему, не имеющую той пошлости, как его чиновничьи и откупные элегии.
За этот контраст и ухватились критики и наделали в своих разборах
таких предположений, каких у автора, может быть, и на уме никогда не было.
В самом деле — не очень-то веселая жизнь ожидала бы Авдотью Максимовну, если бы она вышла
за благородного, хотя бы он и не был
таким шалыганом, как Вихорев.
Оттого-то очарование любви и бывает
так неполно и недостаточно, когда взаимность достигается какими-нибудь вымогательствами, обманом, покупается
за деньги или вообще приобретается какими-нибудь внешними и посторонними средствами.
И на дочь свою, когда та делает попытку убедить отца, он, при всей своей мягкости, прикрикивает: «Да как ты смеешь
так со мною разговаривать?» А затем он дает ей строгий приказ: «Вот тебе, Авдотья, мое последнее слово: или поди ты у меня
за Бородкина, или я тебя и знать не хочу».
Ни
за какие сокровища!» Отчего же
такой ужас?
Так бы вот улетела с тобой куда-нибудь!» Вслед
за тем она опять вспоминает об отце и опять, разумеется, бесплодно.
И однако же эти две пошлости расстраивают всю гармонию семейного быта Русаковых, заставляют отца проклинать дочь, дочь — уйти от отца и затем ставят несчастную девушку в
такое положение,
за которым, по мнению самого Русакова, следует не только для нее самой горе и бесчестье на всю жизнь, но и общий позор для целой семьи.
Еще обругает ни
за что ни про что!» И вследствие
такого рассуждения наглая, самодурная глупость и бесчестность продолжают безмятежно пользоваться всеми выгодами своей наглости и всеми знаками видимого почета от окружающих.
Так, господин, вывозящий мусор из города, мог бы, несмотря на совершенную бесценность этого предмета, заломить
за него непомерные деньги, если бы увидел, что все окрестные жители по непонятной иллюзии придают ему какую-то особенную цену…
Оттого-то и возможно для него в решении о вей
такое легкомыслие, которое в глазах некоторых представляется даже умилительным великодушием,
так же, как и уплата долга
за Вихорева!..
Назло ему
за Митрия отдам!..» Коршунов уходит в ярости, а домашние все удивлены, принимая слова Гордея Карпыча
за серьезное решение: до
такой степени приучены они к неразумности всех его поступков.
Аграфена Платоновна старается его выпроводить, но он усаживается и начинает ругаться, представляя
такой резон: «Нет, погоди, — дай хоть поругаться-то
за свои деньги».
Но, впрочем, это он
так только, зло сорвать хочет: в своих ругательствах он не видит ничего оскорбительного, да и сам не задет
за живое.
Но всего глупее — роль сына Брускова, Андрея Титыча, из-за которого идет вся, эта история и который сам, по его же выражению, «как угорелый ходит по земле» и только сокрушается о том» что у них в доме «все не
так, как у людей» и что его «уродом сделали, а не человеком».
«Ничего, потерпи», — твердит отец и затем старается представить ее несчастие опять-таки праведной карой — все
за непослушание,
за то, что она без воли родителей замуж вышла.
Не по черствости или злобе, а совершенно наивно начинает он упрекать свою дочь
за прошлое в
такую минуту, когда сердце ее и без того разрывается на части.
Потапыч говорит, что которых воспитанниц выдали,
за приказных,
так уж мужьям жить хорошо.
— Как только барыня давеча сказала, чтоб не смела я разговаривать, а шла,
за кого прикажут,
так у меня все сердце перевернулось.
Так уж, право, молодой барин, лучше…» И в самом деле — она в своей «отчаянности», как выражается она, находит, что ей нравится Леонид, который
за ней давно уж ухаживает…
А до меня что вам
за дело!» Леонид обижен и спрашивает: «Зачем
так говорить мне?» — «Затем, что вы мальчик еще, — отвечает Надя и заключает: — уж уехали б вы куда-нибудь лучше!
Так оно все и идет:
за одним самодуром другой, в других формах, более цивилизованных, как Уланбекова цивилизована сравнительно, например, с Брусковым, но, в сущности, с теми же требованиями и с тем же характером.
А что она настаивает на согласии Маши выйти
за Беневоленского,
так это происходит от двух причин: во-первых, Беневоленский возьмется хлопотать об их деле в сенате, а во-вторых, она не может представить, чтобы девушке было не все равно,
за кого ни выходить замуж.
Не мудрено в нем
такое воззрение, потому что он сам «года два был на побегушках, разные комиссии исправлял: и
за водкой-то бегал, и
за пирогами, и
за квасом, кому с похмелья, — и сидел-то не на стуле, а у окошка, на связке бумаг, и писал-то не из чернильницы, а из старой помадной банки, — и вот вышел в люди», — и теперь признает, что «все это не от нас, свыше!..»
Но с ним мы
так мало знакомимся из его разговора с Жадовым, что еще не можем
за него поручиться.
Есть еще в «Бедной невесте» одна девушка, до
такой степени симпатичная и высоконравственная, что
так бы
за ней и бросился,
так и не расстался бы с ней, нашедши ее.
До как пришлось ему паясничать на морозе
за пятачок, да просить милостыню, да у брата из милости жить,
так тут пробудилось в нем и человеческое чувство, и сознание правды, и любовь к бедным братьям, и даже уважение к труду.
Неточные совпадения
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть и большая честь вам, да все, знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право,
за кого-то другого приняли… И батюшка будет гневаться, что
так замешкались.
Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не
такого рода! со мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек в мире не едал
такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это
за жаркое? Это не жаркое.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что
за ветреность
такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну что ты нашла
такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать, что
такое хорошие правила и солидность в поступках.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду
за это? Да если б знали,
так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Анна Андреевна. Пустяки, совершенные пустяки! Я никогда не была червонная дама. (Поспешно уходит вместе с Марьей Антоновной и говорит
за сценою.)Этакое вдруг вообразится! червонная дама! Бог знает что
такое!