Цитаты со словом «потому»
Мы сделали эту выписку из «Отечествен. записок»
потому, что из нее видно, как много вредила всегда Островскому полемика между его порицателями и хвалителями.
А защитники его все толковали о новом слове, — не произнося его однако ж, — да провозглашали, что Островский есть первый из современных русских писателей,
потому что у него какое-то особенное миросозерцание…
Весьма бесцеремонно нашел он, что нынешней критике пришелся не по плечу талант Островского, и
потому она стала к нему в положение очень комическое; он объявил даже, что и «Свои люди» не были разобраны потому только, что и в них уже высказалось новое слово, которое критика хоть и видит, да зубом неймет…
Критика, состоящая в показании того, что должен был сделать писатель и насколько хорошо выполнил он свою должность, бывает еще уместна изредка, в приложении к автору начинающему, подающему некоторые надежды, но идущему решительно ложным путем и
потому нуждающемуся в указаниях и советах.
Но вообще она неприятна,
потому что ставит критика в положение школьного педанта, собравшегося проэкзаменовать какого-нибудь мальчика.
Но, к сожалению, мы не чувствуем в себе призвания воспитывать эстетический вкус публики, и
потому нам самим чрезвычайно скучно браться за школьную указку с тем, чтобы пространно и глубокомысленно толковать о тончайших оттенках художественности.
Но сила непосредственного художнического чувства не могла и тут оставить автора, — и
потому частные положения и отдельные характеры, взятые им, постоянно отличаются неподдельной истиною.
Но автор умел понять практическую нелепость и художественную ложность такой развязки и
потому употребил для нее случайное вмешательство Любима Торцова.
Если у нас человек и подличает, так больше по слабости характера; если сочиняет мошеннические спекуляции, так больше оттого, что окружающие его очень уж глупы и доверчивы; если и угнетает других, то больше
потому, что это никакого усилия не стоит, так все податливы и покорны.
Комедия Островского не проникает в высшие слои нашего общества, а ограничивается только средними, и
потому не может дать ключа к объяснению многих горьких явлений, в ней изображаемых. Но тем не менее она легко может наводить на многие аналогические соображения, относящиеся и к тому быту, которого прямо не касается; это оттого, что типы комедий Островского нередко заключают в себе не только исключительно купеческие или чиновничьи, но и общенародные черты.
Деятельность общественная мало затронута в комедиях Островского, и это, без сомнения,
потому, что сама гражданская жизнь наша, изобилующая формальностями всякого рода, почти не представляет примеров настоящей деятельности, в которой свободно и широко мог бы выразиться человек.
Если они безмолвно и неподвижно переносят ее, так это
потому, что каждый крик, каждый вздох среди этого смрадного омута захватывает им горло, отдается колючею болью в груди, каждое движение тела, обремененного цепями, грозит им увеличением тяжести и мучительного неудобства их положения.
Матрена Савишна объясняет Маше, что не нужно приучать офицеров под окнами ездить,
потому что слава дурная пойдет и после не развяжешься.
Разумеется, и это делается втихомолку и с трепетом,
потому что хоть Пузатова и нет дома, но мать его за всем подсматривает и всему мешает.
Они в постоянной войне со всем окружающим, и
потому не требуйте и не ждите от них рациональных соображений, доступных человеку в спокойном и мирном состоянии.
Но Пузатов сам не любит собственно обмана, обмана без нужды, без надежды на выгоду; не любит, между прочим, и
потому, что в таком обмане выражается не солидный ум, занятый существенными интересами, а просто легкомыслие, лишенное всякой основательности.
Ширялова же, у которого плутовство переходит всякие границы, он не одобряет больше
потому, что уж тот ни войны, ни мира не разбирает, — то во время перемирия стрелять начнет, то даже по своим ударит.
Но у тюремщика остались ключи от ворот острога: надо их еще вытребовать, и
потому Подхалюзин, чувствуя себя уже не в тюрьме, но зная, что он еще и не совсем на свободе, беспрестанно переходит от самодовольной радости к беспокойству и мешает наглость с раболепством.
Тут, разумеется, хитрости особенной и не может быть,
потому что и всякому дураку закон не писан, а самодуру — и подавно, следовательно с ним ничего не сообразишь, по выражению Устиньи Наумовны.
Большов поддается на эту нехитрую штуку,
потому что своевольные привычки давно уже отняли в нем всякую сообразительность, лишили всякой возможности смотреть на вещи прямо и здраво.
Он сам замечает, например, что Подхалюзин мошенник; но ему до этого дела нет,
потому что Подхалюзин его приказчик и об его пользе старается.
Оно соединяет в себе эти три рода преступлений; но оно еще ужаснее
потому, что совершается обдуманно, подготовляется очень долго, требует много коварного терпения и самого нахального присутствия духа.
В «темном царстве», рассматриваемом нами, ненормальность общественных отношений доходит до высших своих пределов, и
потому очень понятно, что его обитатели теряют решительно всякий смысл в нравственных вопросах.
Этого он отчасти трусит и
потому все хочет устроить с кредиторами сделку, заплативши им по двадцати пяти копеек.
Надуть разом, с рывка, хотя бы и самым бессовестным образом, — это ему ничего; но, думать, соображать, подготовлять обман долгое время, подводить всю эту механику — на такую хроническую бессовестность его не станет, и не станет вовсе не
потому, чтобы в нем мало было бессовестности и лукавства, — то и другое находится в нем с избытком, — а просто потому, что он не привык серьезно думать о чем-нибудь.
Он самодурствует и кажется страшен, но это только
потому, что ни с какой стороны ему нет отпора; борьбы он не выдержит…
Эта черта очень ясно представлена Островским в другой его комедии, а
потому мы еще возвратимся к ней.
Самодурствует он
потому, что встречает в окружающих не твердый отпор, а постоянную покорность; надувает и притесняет других потому, что чувствует только, как это ему удобно, но не в состоянии почувствовать, как тяжело это им; на банкротство решается он опять потому, что не имеет ни малейшего представления об общественном значении такого поступка.
Но Липочка почерпает для себя силы душевные в сознании того, что она образованная, и
потому мало обращает внимания на мать и в распрях с ней всегда остается победительницей: начнет ее попрекать, что она не так воспитана, да расплачется, мать-то и струсит и примется сама же ублажать обиженную дочку.
Проникнутый этими мыслями, он радушно угощает тестя, вместе с ним ругает кредиторов, выражает надежду, что «как-нибудь отделаемся», ибо «бог милостив»; но заплатить требуемое кредиторами отказывается,
потому что они «просят цену, которую совсем несообразную».
Настоящий мошенник, по призванию посвятивший себя этой специальности, не старается из каждого обмана вытянуть и выторговать себе фортуну, не возится из-за гроша с аферой, которая доставила уже рубли; он знает, что за теперешней спекуляцией ожидает его другая, за другой представится третья и т. д., и
потому он спешит обделывать одно дело, чтобы, взявши с него, что можно, перейти к другому.
Нам вовсе этого не кажется,
потому что мы не можем признать святости кровных отношений в таком семействе, как у Большова.
Люди, как мы видели, показаны нам в комедии с человеческой, а не с юридической стороны, и
потому впечатление самых их преступлений смягчается для нас.
Потому, конечно, что Подхалюзин сам надеется тут нагреть руки?
Кроме того, она требовала более подробного рассмотрения и
потому, что в ней изображаются подвижные плутовские натуры, развившиеся под гнетом самодурства.
Задачи его обыкновенно очень мизерны, вопросы — не глубоки,
потому что круг зрения его очень ограничен.
Самые идеалы его (
потому что идеалы и у Подхалюзина есть, как есть и у городничего в «Ревизоре») грубы, тусклы, безобразны и бесчеловечны.
Все эти рассуждения могли быть прискорбны для Островского главным образом
потому, что из-за толков о его воззрениях совершенно забывали о его таланте и о лицах и явлениях, выведенных им.
Мы понимаем, что графа Соллогуба, например, нельзя было разбирать иначе, как спрашивая: что он хотел сказать своим «Чиновником»? —
потому что «Чиновник» есть не что иное, как модная юридическая — даже не идея, а просто — фраза, драматизированная, без малейшего признака таланта.
Комедии Островского заслуживают другого рода критики,
потому что в них, независимо от теоретических понятий автора, есть всегда художественные достоинства.
Это значение рассказанного нами факта, всего скорее и резче бросающееся в глаза, недостаточно ярко является в комедии,
потому что в ней на первый план выступает контраст умного, солидного Русакова и доброго, честного Бородкина — с жалким вертопрахом Вихоревым.
Он не говорит просто: «Так должно быть
потому, что я так хочу», — а старается отыскивать резоны для своих решений.
Но быт «темного царства», в котором он вырос, ничего не дал ему в отношении резонности: ее нет в этом быте, и
потому Русаков впадает в ту же несмысленность, в тот же мрак, в каком блуждают и другие собратья его, хуже одаренные природою.
Дошел он до них грубо эмпирически, сопоставляя факты, но ничем их не осмысливая,
потому что мысль его связана в то же время самым упорным, фаталистическим понятием о судьбе, распоряжающейся человеческими делами.
Далее в ответ на сватовство Бородина, он говорит: «Я, значит, должон это дело сделать с разумом,
потому — мне придется за дочь богу отвечать».
Но самодурство и этого чувства не может оставить свободным от своего гнета: в его свободном и естественном развитии оно чувствует какую-то опасность для себя и
потому старается убить прежде всего то, что служит его основанием — личность.
Но для нас оно не так важно,
потому что мы видим в комедии сцену увезенной девушки с Вихоревым на постоялом дворе.
Он сознает, что дочь его невоспитанна и собственно
потому не годится в барыни, но он не выражает ни малейшего сожаления о том, что не воспитал ее.
Он сознает и то, что его дочь не умеет различать людей и
потому пленяется дрянным вертопрахом Вихоревым.
И в самодурном быте, с его патриархальными обычаями, не находится в этом случае даже силы «примирения,
потому что здесь нарушена не только формальность целомудрия, но и принцип повиновения…
Цитаты из русской классики со словом «потому»
— Слишком стыдно вам будет-с, если на себя во всем признаетесь. А пуще того бесполезно будет, совсем-с,
потому я прямо ведь скажу, что ничего такого я вам не говорил-с никогда, а что вы или в болезни какой (а на то и похоже-с), али уж братца так своего пожалели, что собой пожертвовали, а на меня выдумали, так как все равно меня как за мошку считали всю вашу жизнь, а не за человека. Ну и кто ж вам поверит, ну и какое у вас есть хоть одно доказательство?
— Мне кажется, вы ко мне несправедливы, — сказал он, — ведь я ничего не нахожу дурного в том, что он так думал,
потому что все склонны так думать; к тому же, может быть, он и не думал совсем, а только этого хотел… ему хотелось в последний раз с людьми встретиться, их уважение и любовь заслужить; это ведь очень хорошие чувства, только как-то всё тут не так вышло; тут болезнь и еще что-то! Притом же у одних всё всегда хорошо выходит, а у других ни на что не похоже…
— Но так увлекаться невозможно, тут что-нибудь да есть, и только что он приедет, я заставлю его объяснить это дело. Но более всего меня удивляет, что вы как будто и меня в чем-то обвиняете, тогда как меня даже здесь и не было. А впрочем, Наталья Николаевна, я вижу, вы на него очень сердитесь, — и это понятно! Вы имеете на то все права, и… и… разумеется, я первый виноват, ну хоть
потому только, что я первый подвернулся; не правда ли? — продолжал он, обращаясь ко мне с раздражительною усмешкою.
— А вы и на силу претендуете? Хе-хе-хе! Удивили же вы меня сейчас, Родион Романыч, хоть я заранее знал, что это так будет. Вы же толкуете мне о разврате и об эстетике! Вы — Шиллер, вы — идеалист! Все это, конечно, так и должно быть, и надо бы удивляться, если б оно было иначе, но, однако ж, как-то все-таки странно в действительности… Ах, жаль, что времени мало,
потому вы сами прелюбопытный субъект! А кстати, вы любите Шиллера? Я ужасно люблю.
— Лиза, я сам знаю, но… Я знаю, что это — жалкое малодушие, но… это — только пустяки и больше ничего! Видишь, я задолжал, как дурак, и хочу выиграть, только чтоб отдать. Выиграть можно,
потому что я играл без расчета, на ура, как дурак, а теперь за каждый рубль дрожать буду… Не я буду, если не выиграю! Я не пристрастился; это не главное, это только мимолетное, уверяю тебя! Я слишком силен, чтоб не прекратить, когда хочу. Отдам деньги, и тогда ваш нераздельно, и маме скажи, что не выйду от вас…
Ассоциации к слову «потому»
Синонимы к слову «потому»
Предложения со словом «потому»
- Множество конфликтов происходят именно потому, что люди, любящие друг друга, никак не проявляют эту любовь в своём поведении.
- Некоторые из бедных людей значительно лучше подойдут для хорошего правительства, чем богатые, уже просто потому, что хорошему правительству порою приходится наступать на эгоистические интересы богатых.
- Он жив ещё потому, что банан долгое время оставался неизвестен всему остальному миру.
- (все предложения)
Афоризмы русских писателей со словом «потому»
- Любовь-нежность (жалость) — все отдает, и нет ей предела. И никогда она на себя не оглядывается, потому что «не ищет своего». Только одна и не ищет.
- Вот и еще особенность нашего времени: презирать писание ради литературы, хотя и помнишь, и соглашаешься <там> с Белинским, что у настоящей литературы цель — сама литература, художественность, а остальное приложится. Но слишком противны эти наши самодовольные деятели литературы сегодня, а потому и их литература, даже если и не лишена чисто литературных достоинств.
- Люди, которые не любят природы, — и не любят жизни, потому что нельзя любить жизнь, оставаясь равнодушным к солнцу, синему небу, всей божественной красоте мирозданья.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно