Неточные совпадения
—
Идеи Овэна
и меры, принятые им для улучшения Нью-Лэнэрка, — Восстановление доверия между хозяином
и работниками на фабрике; училище в Нью-Лэнэрке, по методе Овэна.
Недавно (17 ноября 1858 года) угасла его жизнь, полная смелых предприятий
и великодушных пожертвований на пользу человечества,
и никто, даже из врагов его
идей, не отказался помянуть его добрым словом.
Личность Овэна до того привлекательна своим умным добродушием
и каким-то благодатным, светлым спокойствием, его деятельность до того поражает своим полным бескорыстием
и самоотвержением, что самые ожесточенные противники его
идей, отвергая его радикальные реформы, не могли, однако же, относиться к его личности без особенного уважения
и даже некоторого сочувствия.
Идеи эти состояли в том, что польза самого дела требует от хозяина заботливости о работниках
и что успех предприятия может быть обеспечен только полною добросовестностью
и доверием в их взаимных отношениях.
Он предпочел действовать лучше положительными средствами, нежели отрицательными,
и принялся за употребление их в очень обширных размерах, прилагая свои
идеи не к частным случаям
и отдельным лицам, а ко всей фабрике.
Несмотря на то, многие не умели понять истинных намерений Овэна,
и нет никакого сомнения, что значительной долей временного успеха своих
идей в первое время он был обязан именно тому, что его плохо поняли.
Как скоро он высказался с большей определительностью, его немедленно все оставили,
и идеи его не только не возбуждали уже прежнего восторга, но даже поступили в разряд вредных
и опасных мечтаний.
Для объяснения этого любопытного факта надо припомнить положение английского общества
и общее движение
идей в первую четверть нынешнего столетия.
В своей боязливой предусмотрительности она не заметила, что опасность угрожает ей совсем с другой стороны,
и заботилась всего более о том, чтобы не допустить в народ якобинских
идей, за которые считалось тогда всякое предъявление своих прав лицами низшего сословия.
В таком положении застал Овэн английское общество,
и не мудрено, что его
идеи были приняты с восторгом даже такими людьми, от которых всего менее можно было ожидать каких-нибудь доброжелательных расположений к народу.
В этих видах очень интересовался Овэном герцог Кентский, брат короля, несколько раз присутствовавший на митингах Овэновой партии
и рекомендовавший его
идеи всей английской аристократии.
Подкрепляемый такой мыслью, Овэн смело
и открыто вступил в борьбу за свои
идеи, все более
и более раскрывая их пред глазами противников.
Поселенцы эти представляли замечательное разнообразие в своих
идеях, побуждениях, степени развития, в характере, звании, даже в вере
и национальности.
Вот несколько строк о Нью-Гармони из Луи Рейбо, который очень недолюбливает
идеи Овэна
и старается изобразить их не только химерическими, но даже отчасти
и вредными.
В Европу призывало Овэна
и сильное сочувствие, выраженное многими образованными людьми к его
идеям.
Здесь постоянно составлялись собрания
и митинги овэнистов, здесь издавалось несколько журналов, старавшихся проводить его
идеи.
Возвратившись в Англию, Овэн в 1839 году с горстью приверженцев, оставшихся верными его
идеям, предпринял было еще попытку основать колонию в духе тех же начал, как были основаны Нью-Лэнэрк, Нью-Гармони
и Орбистон. Собрана была довольно значительная сумма,
и в Соутэмптоне положено начало колонии, названной Гармони-Голль. Но все условия были слишком неблагоприятны на этот раз,
и в 1845 году все предприятие рушилось.
Потом он развивал свои
идеи в главнейших городах Союза
и в двух своих путешествиях входил в сношения со всеми замечательнейшими людьми Штатов.
Видя, что мексиканское правительство не может хорошенько уладить религиозный вопрос в границах, предположенных Овэном,
и понимая, что положение Мексики не представляло достаточных гарантий для спокойного
и последовательного осуществления его
идей, Овэн отказался от общинных опытов в чужих странах
и обратился к своей родине, которая нуждалась в его преобразованиях не менее или еще больше, чем всякая другая страна.
Поэтому, оставляя до более удобного времени подробное изложение
и разбор теорий Овэна, мы на этот раз ограничиваемся очерком его личной деятельности
и указанием на главнейшие
идеи, служащие основанием всей его системы.
Мы видели, что Овэн мог обогатиться филантропией —
и растратил свое состояние на бедных; мог сделаться другом
и любимцем всех партий —
и ожесточил их все против себя; мог дойти до степеней известных —
и вместо того потерял всякое уважение к себе в высшем обществе; мог получить в свою власть целый край, отказавшись от одной из основных
идей своих, —
и не получил ничего, потому что прежде всего требовал от мексиканского правительства гарантий для свободы этой самой
идеи.
Но если ему надо, для своей идеи, перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь, — смотря, впрочем, по
идее и по размерам ее, — это заметьте.
Стоят на ногах они неуклюже, опустившись корпусом на коленки, и большею частью смотрят сонно, вяло: видно, что их ничто не волнует, что нет в этой массе людей постоянной
идеи и цели, какая должна быть в мыслящей толпе, что они едят, спят и больше ничего не делают, что привыкли к этой жизни и любят ее.
Неточные совпадения
Мало-помалу, несмотря на протесты,
идея эта до того окрепла в голове ревнивого начальника, что он решился испытать своих подчиненных
и кликнул клич.
Но в том-то именно
и заключалась доброкачественность наших предков, что как ни потрясло их описанное выше зрелище, они не увлеклись ни модными в то время революционными
идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией, но остались верными начальстволюбию
и только слегка позволили себе пособолезновать
и попенять на своего более чем странного градоначальника.
Как
и все добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю
идею лишь с прискорбием; но мало-помалу он до того вник в нее, что не только смешал команду с хлебом, но даже начал желать первой пуще последнего.
Лишь в позднейшие времена (почти на наших глазах) мысль о сочетании
идеи прямолинейности с
идеей всеобщего осчастливления была возведена в довольно сложную
и не изъятую идеологических ухищрений административную теорию, но нивеляторы старого закала, подобные Угрюм-Бурчееву, действовали в простоте души единственно по инстинктивному отвращению от кривой линии
и всяких зигзагов
и извилин.
Как всегда, у него за время его уединения набралось пропасть мыслей
и чувств, которых он не мог передать окружающим,
и теперь он изливал в Степана Аркадьича
и поэтическую радость весны,
и неудачи
и планы хозяйства,
и мысли
и замечания о книгах, которые он читал,
и в особенности
идею своего сочинения, основу которого, хотя он сам не замечал этого, составляла критика всех старых сочинений о хозяйстве.