Цитаты со словом «историки»
Область
поиска
поиска
по произведению «Первые годы царствования Петра Великого» (Добролюбов Н. А., 1858)
искать по всей классике
искать по всей классике
Область
поиска
поиска
Мы хотим просто, воспользовавшись материалом, собранным в сочинении г. Устрялова, передать читателям главнейшие результаты, добытые трудами почтенного историка.
Ни один из предшествовавших историков Петра не пользовался, конечно, таким обилием источников.
Эта черта должна бы послужить уроком для многих историков, смешивающих историю с панегириком и цветами исторического красноречия заменяющих историческую истину.
К сожалению, последующие историки Петра не следовали, в изображении его деяний, собственному его примеру, — одни по излишнему легковерию, другие по желанию изукрасить простую истину событий.
К числу первых принадлежит Голиков и многие из иностранных историков Петра; в числе последних замечателен Крекшин, которого наши ученые принимали, даже до наших дней, — за достоверный источник и авторитет, но которого г. Устрялов, вслед за Татищевым, справедливо именует баснословцем.
Русские историки, доселе бывшие, не составляют исключения из этого общего правила.
А что говорится обыкновенно историками о важных лицах, которых история пишется еще при их жизни, — об этом и упоминать нечего.
Но, несмотря на свое внутреннее сходство с Крекшиным, многие историки имеют настолько такта (пожалуй, назовите это хитростью или как-нибудь иначе), чтобы не объявлять о своих задних мыслях во всеобщее сведение.
Признаемся, мы с удовольствием думали, как далеко ушла в одно столетие наша историческая наука, — сравнивая с забавной наивностью «новгородского баснословца» — твердый и уверенный голос современного историка, способный возбудить к нему полное доверие.
У своих предшественников историков он нашел, как мы уже сказали, весьма мало, почти ничего.
Слишком долго было бы распространяться об общих требованиях, которые налагает на историка современное состояние исторических знаний и вообще просвещения.
На него историк должен обращать главным образом свое внимание не только в общей истории, служащей изображением судьбы царств и народов, — но и в истории частных исторических деятелей, как бы ни казались они выше своего века и народа.
К сожалению, историки никогда почти не избегают странного увлечения личностями, в ущерб исторической необходимости.
Чего искал автор в других историках и чего требовал от самого себя, — можно видеть из двух мест его «Введения».
Исчислив историков Петра, он говорит в заключение...
Мы очень хорошо понимаем, что от русского историка, изображающего события новой русской истории, начиная с Петра, невозможно еще требовать ничего более фактической верности и полноты.
Эта глава именно показывает, что автор не вовсе чужд общей исторической идеи, о которой мы говорили; но вместе с тем в ней же находится очевидное доказательство того, как трудно современному русскому историку дойти до сущности, до основных начал во многих явлениях нашей новой истории.
Доказывая расстройство народной жизни, он тем самым доказывает несостоятельность и самой государственной системы, тем более что бедственное положение народа имело, по собственному сознанию историка, печальное влияние и на государственную славу России.
Словом — темная сторона опровергает то, что сказано историком о светлой.
Казалось бы, чего же лучше? Сам историк, начертавши эту великолепную картину древней Руси, не мог удержаться от вопросительного восклицания: «Чего же недоставало ей?» Но на деле оказалось совсем не то: древней Руси недоставало того, чтобы государственные элементы сделались в ней народными. Надеемся, что мысль наша пояснится следующим рядом параллельных выписок из книги г. Устрялова, приводимых нами уже без всяких замечаний...
Так по крайней мере можно заключить из слов наших историков.
И если когда-нибудь будущий историк Петра возьмется за свой труд именно с этой мыслью, то он, конечно, представит нам в совершенно ясном свете многие явления народной жизни, о которых мы теперь едва имеем слабое понятие.
К сожалению, по исследованиям г. Устрялова оказалось, что Гейнзий выехал из Москвы за два года до рождения Петра и был в Бремене в то время, когда наши историки находят его в Москве «в переписке с Гревием».
Самою естественною и справедливою представляется историку догадка, что воспитание Петра было таково же, как и других царевичей в древней Руси.
До самого путешествия своего за границу Петр не видел в Тиммермане того, что открывает историк, именно, что «как способности, так и сведения его были очень ограничены» («История Петра», том II, стр. 120).
Для прежних историков это был вопрос крайне трудный: они не могли себе представить, чтобы настоящее, порядочное образование Петра началось только на семнадцатом году его жизни.
Старшие сестры Петра все, по свидетельству историка, постоянно были окружены ханжами и юродивыми; первая супруга его, Евдокия, также выказывала большую «наклонность к видениям и пророчествам» (том II, стр. 119).
Но во взгляде на причины, породившие событие, оба автора далеко расходятся, и историку нужно много проницательности и беспристрастия, чтобы из их противоречащих показаний вывести заключение безукоризненно верное.
В таком виде представляется дело стрельцов современному историку, который мало придает значения предыдущим обстоятельствам.
С детских лет — утверждали доселе историки, полагавшие, что Петр в детстве сошелся с Лефортом.
Красноречие этих выражений делает честь г. Устрялову; но мы, к сожалению, не совсем хорошо могли выразуметь, о какой именно «великой думе» говорит здесь красноречивый историк.
Если, наконец, под глубокой думой, которой Петр остался верен до гроба, красноречивый историк разумеет страсть Петра к военному и морскому делу, ранее других у него развившуюся, то и эта страсть в Петре-юноше не произвела еще тех замыслов, которые действительно можно бы назвать глубокой думой.
Но, чтобы почувствовать и определенно сознать это намерение, Петру недостаточно было, как видно, ни одних рассказов Лефорта, ни какого-то внезапного, таинственного прозрения, которое хотят приписать ему некоторые историки.
По ясному и прямому свидетельству историка (Устрялов, том II, стр. 133), «первые пять лет царствования Петра протекли в военных экзерцициях, в маневрах на суше и на воде, в фейерверках и веселых пирах.
Тем страннее было бы, если бы позднейший историк стал находить в них глубокие идеи и намерения для блага государства.
Петр оставался еще некоторое время в Переяславле, потом возвратился в Москву и сам захворал кровавым поносом, «от чрезмерных трудов и, вероятно, от излишних пиршеств», по замечанию историка (том II, стр. 144).
«Но провидение сохранило Петра для России, — продолжает его историк.
Мы сделали это коротенькое извлечение из нескольких глав второго тома г. Устрялова, чтобы показать, чем наполнено было это пятилетие, в течение которого историк замечает полное отсутствие государственной деятельности в молодом царе.
Не мудрено поэтому, что в делах внешних историк замечает то же бездействие, как и во внутренних.
Историк прибавляет: «Летевшие ядра так испугали людей командных и даже полковников, что они просили своего генерала укрепиться шанцами».
На другой день после взятия каланчей турки привели в ужас русских, напав на них в то время, как они отдыхали после обеда — «обычай, которому мы не изменяли ни дома, ни в стане военном», — по замечанию историка.
«Охотников нашлось немало, — говорит историк, — особенно в господских дворнях, наполненных сотнями холопов праздных и голодных.
Г-н Устрялов свидетельствует, что и в это время Петр «еще не думал о постройке фрегатов и линейных кораблей, вопреки рассказам позднейших историков.
Из этих фактов очевидно одно: что, вопреки общему мнению, как замечает сам же историк в другом месте (том III, стр. 179), Петр искал за границею единственно средств ввести и утвердить в России морское дело, едва ли помышляя тогда о преобразовании своего государства по примеру государств западных.
Составлять великие, гениальные проекты задним числом вовсе не трудно для историка; но нужно, чтобы они имели положительное, фактическое основание; а этого-то и нет в настоящем случае.
При этом историк высказывает следующее, вполне справедливое убеждение: «Мысль преобразовать государство родилась в уме Петра уже за границею, но она еще долго оставалась неясною, неопределенною, и государственное устройство изменялось постепенно в продолжение всего царствования Петрова, по указанию опыта)) (том III, стр. 402).
Если эту постепенность историк проведет в продолжение своего труда более последовательно, чем это видим в изданных ныне томах, то последующие томы истории Петра составят явление весьма замечательное…
Но ошибка не могла продолжаться так долго, если бы Петр искал в Голландии именно того, о чем говорят его историки.
То же самое отсутствие необычайных соображений оказывается и в incognito Петра, которое выставлялось каким-то непостижимым чудом у прежних историков.
Действительно, Дальберг оказался недогадливым; но едва ли догадливее его были и те историки, которые слишком строго, à la lettre, принимали incognito Петра.
Неточные совпадения
Труд г. Устрялова тем замечательнее, что у своих предшественников-историков он весьма мало мог находить пособия в своем деле.
Цитаты из русской классики со словом «историки»
Ассоциации к слову «историк»
Синонимы к слову «историк»
Предложения со словом «историк»
- Одним из важнейших факторов, породивших феодальную раздробленность, большинство современных историков считают развитие крупного частного феодального землевладения.
- Например, по вполне понятным причинам советские историки утверждали, что октябрьский переворот 1917 года она встретила в рядах большевистской партии.
- Как известно, такого мнения придерживался не один известный историк науки.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «историк»
- современные историки
советские историки
профессиональные историки - историк литературы
историк искусства
историки науки - мнения историков
большинство историков
слова историка - историки считают
историки утверждают
историки пишут - стать историком
обратиться к историкам
учиться на историка - (полная таблица сочетаемости)
Какими бывают «историки»
Значение слова «историк»
ИСТО́РИК, -а, м. 1. Специалист по истории. Карамзин есть первый наш историк и последний летописец. Пушкин, История русского народа, соч. Н. Полевого. (Малый академический словарь, МАС)
Афоризмы русских писателей со словом «историк»
- Художник может быть и историк, и поэт, и философ, и наблюдатель. И оно подлинно так: все великие художники вместе были ученые люди.
- Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней! - Как стилист, Чехов недосягаем, и будущий историк литературы, говоря о росте русского языка, скажет, что язык этот создали Пушкин, Тургенев и Чехов.
- (все афоризмы русских писателей)
Отправить комментарий
Значение слова «историк»
ИСТО́РИК, -а, м. 1. Специалист по истории. Карамзин есть первый наш историк и последний летописец. Пушкин, История русского народа, соч. Н. Полевого.
Все значения слова «историк»Предложения со словом «историк»
Одним из важнейших факторов, породивших феодальную раздробленность, большинство современных историков считают развитие крупного частного феодального землевладения.
Например, по вполне понятным причинам советские историки утверждали, что октябрьский переворот 1917 года она встретила в рядах большевистской партии.
Как известно, такого мнения придерживался не один известный историк науки.
- (все предложения)