Но —
чудное дело! — в своем непререкаемом, безответственном, темном владычестве, давая, полную свободу своим прихотям, ставя ни во что всякие законы и логику, самодуры русской жизни начинают, однако же, ощущать какое-то недовольство и страх, сами не зная перед чем и почему.
Полтора Кожуха [Полтора Кожуха — украинский гетман в 1638–1642 годах.] и Сагайдачного [Сагайдачный — украинский гетман; в 1616–1621 годах возглавлял походы запорожских казаков против турок.] не занимали нас так, как рассказы про какое-нибудь старинное
чудное дело, от которых всегда дрожь проходила по телу и волосы ерошились на голове.
Но —
чудное дело! превратившись в англомана, Иван Петрович стал в то же время патриотом, по крайней мере он называл себя патриотом, хотя Россию знал плохо, не придерживался ни одной русской привычки и по-русски изъяснялся странно: в обыкновенной беседе речь его, неповоротливая и вялая, вся пестрела галлицизмами; но чуть разговор касался предметов важных, у Ивана Петровича тотчас являлись выражения вроде: «оказать новые опыты самоусердия», «сие не согласуется с самою натурою обстоятельства» и т.д. Иван Петрович привез с собою несколько рукописных планов, касавшихся до устройства и улучшения государства; он очень был недоволен всем, что видел, — отсутствие системы в особенности возбуждало его желчь.
Неточные совпадения
Сошелся мир, шумит, галдит, // Такого
дела чудного // Вовек не приходилося // Ни видеть, ни решать.
«
Чудные! как вы смотрите! — // Сказал купец с усмешкою, — // Тут
дело не в комплекции…»
А поболтать было бы о чем: кругом народ дикий, любопытный; каждый
день опасность, случаи бывают
чудные, и тут поневоле пожалеешь о том, что у нас так мало записывают.
Чудная, однако же, вещь: на другой
день, когда подали Чичикову лошадей и вскочил он в коляску с легкостью почти военного человека, одетый в новый фрак, белый галстук и жилет, и покатился свидетельствовать почтение генералу, Тентетников пришел в такое волненье духа, какого давно не испытывал.
Татьяна любопытным взором // На воск потопленный глядит: // Он чудно вылитым узором // Ей что-то
чудное гласит; // Из блюда, полного водою, // Выходят кольца чередою; // И вынулось колечко ей // Под песенку старинных
дней: // «Там мужички-то всё богаты, // Гребут лопатой серебро; // Кому поем, тому добро // И слава!» Но сулит утраты // Сей песни жалостный напев; // Милей кошурка сердцу
дев.