Неточные совпадения
То же
самое и с критикой: хорошо, если вам попадается произведение, приближающееся хоть сколько-нибудь к идеальным требованиям, имеющее какие-нибудь шансы «быть долговечным и счастливым», то есть составить собою что-нибудь самобытное, замечательное
не по отношению к каким-нибудь другим интересам, а по
своему внутреннему достоинству.
Первый, сколько помнится, устроил подобную комбинацию любовного самоотвержения г. Тургенев и недавно повторил ее в «Накануне», имея, впрочем, на этот раз осторожность дать понять читателю, что Берсенев еще
сам не отдавал себе ясного отчета в
своих чувствах к Елене, когда понадобилось его содействие Инсарову.
Из всех униженных и оскорбленных в романе — он унижен и оскорблен едва ли
не более всех; представить, как в его душе отражались эти оскорбления, что он выстрадал, смотря на погибающую любовь
свою, с какими мыслями и чувствами принимался он помогать мальчишке-обольстителю
своей невесты, какие бесконечные вариации любви, ревности, гордости, сострадания, отвращения, ненависти разыгрывались в его сердце, что чувствовал он, когда видел приближение разрыва между
своей невестой и ее любовником, — представить все это в живом подлинном рассказе
самого оскорбленного человека, — эта задача смелая, требующая огромного таланта для ее удовлетворительного исполнения.
Алеша — мальчишка, уже в 21 год ветреный, цинический, лишенный всякой нравственной основы в характере до того, что он
не конфузится никакой
своей пакости, напротив — тотчас же
сам о ней рассказывает, прибавляя, что знает, как это дурно, и вслед за тем опять повторяет ту же пакость.
Он изобразил некоторые
свои литературные отношения в записсках Ивана Петровича: я
не считаю нескромным сказать это, потому что
сам автор явно
не хотел скрываться.
И между тем, вступая в жизнь и оглядываясь вокруг себя, он видит, что искания человека сохранить
свою личность, остаться
самим собою, никогда
не удаются, и кто из ищущих
не успеет рано умереть в чахотке или другой изнурительной болезни, тот в результате доходит только — или до ожесточения, нелюдимства, сумасшествия, или до простого, тихого отупения, заглушения в себе человеческой природы, до искреннего признания себя чем-то.
А если так, то в пределах естественных условий решительно всякий человек должен быть полным, самостоятельным человеком и, вступая в сложные комбинации общественных отношений, вносить туда вполне
свою личность и, принимаясь за соответственную работу, хотя бы и
самую ничтожную, тем
не менее — никак
не скрадывать,
не уничтожать и
не заглушать
свои прямые человеческие права и требования.
«Теперь на меня такая тоска нашла, — пишет разогорченный Девушкин, — что я
сам своим мыслям до глубины души стал сочувствовать, и хотя я
сам знаю, маточка, что этим сочувствием
не возьмешь, но все-таки некоторым образом справедливость воздашь себе.
Но мне кажется, что если уж для каждого сумасшествия должна быть
своя причина, а для сумасшествия, рассказанного талантливым писателем на 170 страницах, — тем более, то всего естественнее предлагаемое мною объяснение, которое
само собою сложилось у меня в голове при перелистывании этой повести (всю ее сплошь я, признаюсь, одолеть
не мог).
Оставайся бы он только верен безмятежной теории, что он в
своем праве, и все в
своем праве, что если новый коллежский раньше его произведен, — так этому так и следует быть, и что если Клара Олсуфьевна его отвергла, так опять это значит, — что ему к ней и соваться
не следовало, — словом, продолжай он идти
своей дорогой, никого
не затрогивая, и помни, что все на свете законнейшим образом распределяется по способностям, а способности
самою натурою даны и т. д. — вот и продолжал бы человек жить в прежнем довольстве и спокойствии.
Всякий, худо ли, хорошо ли, старается судить
сам, пускать в ход собственный разум, и теперь
самый обыкновенный читатель
не затруднится отозваться, вовсе
не с чужого голоса, — что, например, «
Свои собаки» Островского — бесцветны и
не новы, «Первая любовь» Тургенева — пошлость, «Полемические красоты» Чернышевского — нахальны до неприличия, и т. п.
Дело в том, что в человеке ничем незаглушимо чувство справедливости и правомерности; он может смотреть безмолвно на всякие неправды, может терпеть всякие обиды без ропота,
не выразить ни одним знаком
своего негодования; но все-таки он
не может быть нечувствителен к неправде, насколько ее видит и понимает, все-таки в душе его больно отзывается обида и унижение, и терпению даже
самого убитого и трусливого человека всегда есть предел.
По необходимости тоже подличает и кланяется, и выкланивает себе на первый раз возможность жить безбедно где-нибудь в углу на чердаке, тратя по двугривенному в день на
свое пропитание, — да и это еще по чьей-нибудь милости, потому что, собственно говоря, нужды в людях нигде у нас
не чувствуется, да и
сами эти люди
не чувствуют, чтоб они были на что-нибудь нужны…
Неточные совпадения
Городничий. Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт, а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по
своей части, а я отправлюсь
сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться,
не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего
не знаешь и
не в
свое дело
не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак
не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким
самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна,
не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам,
не то я смертью окончу жизнь
свою».
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги несколько пожилых лет. Говорит сурьёзно, смотрит несколько вниз, резонер и любит себе
самому читать нравоучения для
своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и несколько даже грубое выражение. Он умнее
своего барина и потому скорее догадывается, но
не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Конечно, если он ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего: может быть, оно там и нужно так, об этом я
не могу судить; но вы посудите
сами, если он сделает это посетителю, — это может быть очень худо: господин ревизор или другой кто может принять это на
свой счет.
Кто видывал, как слушает //
Своих захожих странников // Крестьянская семья, // Поймет, что ни работою // Ни вечною заботою, // Ни игом рабства долгого, // Ни кабаком
самим // Еще народу русскому // Пределы
не поставлены: // Пред ним широкий путь. // Когда изменят пахарю // Поля старозапашные, // Клочки в лесных окраинах // Он пробует пахать. // Работы тут достаточно. // Зато полоски новые // Дают без удобрения // Обильный урожай. // Такая почва добрая — // Душа народа русского… // О сеятель! приди!..