Неточные совпадения
Тут я заметил остальных. Это были двое немолодых людей. Один —
нервный человек с черными баками, в пенсне с широким шнурком. Он смотрел выпукло, как кукла, не мигая и как-то странно дергая левой щекой. Его белое лицо в черных баках, выбритые губы, имевшие слегка надутый вид, и орлиный нос,
казалось, подсмеиваются. Он сидел, согнув ногу треугольником на колене другой, придерживая верхнее колено прекрасными матовыми руками и рассматривая меня с легким сопением. Второй был старше, плотен, брит и в очках.
Не знаю,
показалось мне это или действительно было так, но лицо хозяина светилось
нервной каленой бледностью, а женщина держалась остро и легко, как нож, поднятый для удара.
Не могу передать, как действует такое обращение человека, одним поворотом языка приказывающего судьбе перенести Санди из небытия в капитаны. От самых моих ног до макушки поднималась
нервная теплота. Едва принимался я думать о перемене жизни, как мысли эти перебивались картинами, галереей, Ганувером, Молли и всем, что я испытал здесь, и мне
казалось, что я вот-вот полечу.
Неточные совпадения
В бумагах NataLie я нашел свои записки, писанные долею до тюрьмы, долею из Крутиц. Несколько из них я прилагаю к этой части. Может, они не
покажутся лишними для людей, любящих следить за всходами личных судеб, может, они прочтут их с тем
нервным любопытством, с которым мы смотрим в микроскоп на живое развитие организма.
Я,
кажется, был самый
нервный из моих братьев и потому испытывал наиболее мучений.
Он повиновался. Теперь он сидел, как прежде, лицом к стороне заката, и когда девочка опять взглянула на это лицо, освещенное красноватыми лучами, оно опять
показалось ей странным. В глазах мальчика еще стояли слезы, но глаза эти были по-прежнему неподвижны; черты лица то и дело передергивались от
нервных спазмов, но вместе с тем в них виднелось недетское, глубокое и тяжелое горе.
— Да,
кажется, — отвечал старик, смаргивая
нервную слезу и притворяясь, что ему попал в глаза дым.
Что-то,
казалось, постороннее ударило Ромашову в голову, и вся комната пошатнулась перед его глазами. Письмо было написано крупным,
нервным, тонким почерком, который мог принадлежать только одной Александре Петровне — так он был своеобразен, неправилен и изящен. Ромашов, часто получавший от нее записки с приглашениями на обед и на партию винта, мог бы узнать этот почерк из тысяч различных писем.