Неточные совпадения
Лишь впоследствии я
узнал, как этот насмешливый, поверхностный человек отважен и добр, — но в этот
момент я ненавидел его наглые усики.
Момент был таков, что сблизил нас общим возбуждением, и я чувствовал, что имею теперь право кое-что
знать. То же, должно быть, признавал и Дюрок, потому что просто сказал мне как равному...
Естественно, наши мысли вертелись вокруг горячих утренних происшествий, и мы перебрали все, что было, со всеми подробностями, соображениями, догадками и особо картинными
моментами. Наконец мы подошли к нашим впечатлениям от Молли; почему-то этот разговор замялся, но мне все-таки хотелось
знать больше, чем то, чему был я свидетелем. Особенно меня волновала мысль о Дигэ. Эта таинственная женщина непременно возникала в моем уме, как только я вспоминал Молли. Об этом я его и спросил.
Я страшно обрадовался: вслед за тем обернулся и Ганувер, взглянув один
момент рассеянным взглядом, но тотчас
узнал меня и тоже протянул руку, весело потрепал мои волосы.
Лишь после пяти лет, при встрече с Дюроком я
узнал, отчего Дигэ, или Этель Мейер, не смогла в назначенный
момент сдвинуть стены и почему это вышло так молниеносно у Ганувера.
Неточные совпадения
И с этого
момента уже не помнил ничего. Проснулся он в комнате, которую не
узнал, но большая фотография дяди Хрисанфа подсказала ему, где он. Сквозь занавески окна в сумрак проникали солнечные лучи необыкновенного цвета, верхние стекла показывали кусок неба, это заставило Самгина вспомнить комнатенку в жандармском управлении.
— Слушай-ко, нелюдимость твоя замечена, и, пожалуй, это вредно тебе. Считают тебя эдаким,
знаешь, таинственным деятелем, который — не то чтобы прячется, а — выжидает
момента. Ходит слушок, что за тобой числятся некоторые подвиги, будто руководил ты Московским восстанием и продолжаешь чем-то руководить.
Самгин, видя, что этот человек прочно занял его место, — ушел; для того, чтоб покинуть собрание, он — как ему казалось — всегда находил
момент, который должен был вызвать в людях сожаление: вот уходит от нас человек, не сказавший главного, что он
знает.
— И был
момент, когда во мне что-то умерло, погибло. Какие-то надежды. Я — не
знаю. Потом — презрение к себе. Не жалость. Нет, презрение. От этого я плакала, помнишь?
В тесной комнатке, ничем не отличавшейся от прежней, знакомой Климу, он провел у нее часа четыре. Целовала она как будто жарче, голоднее, чем раньше, но ласки ее не могли опьянить Клима настолько, чтоб он забыл о том, что хотел
узнать. И, пользуясь
моментом ее усталости, он, издали подходя к желаемому, спросил ее о том, что никогда не интересовало его: