Неточные совпадения
Но, как ни искушены были эти моряки в историях о плавающих бутылках, встречаемых
ночью ледяных горах, бунтах экипажей и потрясающих шквалах, я увидел, что им неизвестна история «Марии Целесты», а также пятимесячное блуждание в шлюпке шести человек, о котором писал М. Твен, положив тем начало своей известности.
Неточные совпадения
На дворе была уже весна: снег быстро таял. Из белого он сделался грязным, точно его посыпали сажей. В сугробах в направлении солнечных лучей появились тонкие
ледяные перегородки; днем они рушились, а за
ночь опять замерзали. По канавам бежала вода. Она весело журчала и словно каждой сухой былинке торопилась сообщить радостную весть о том, что она проснулась и теперь позаботится оживить природу.
Как бессильный старец, держал он в холодных объятиях своих далекое, темное небо, обсыпая
ледяными поцелуями огненные звезды, которые тускло реяли среди теплого ночного воздуха, как бы предчувствуя скорое появление блистательного царя
ночи.
Но вы не будете там жить: // Тот климат вас убьет! // Я вас обязан убедить, // Не ездите вперед! // Ах! вам ли жить в стране такой, // Где воздух у людей // Не паром — пылью
ледяной // Выходит из ноздрей? // Где мрак и холод круглый год, // А в краткие жары — // Непросыхающих болот // Зловредные пары? // Да… Страшный край! Оттуда прочь // Бежит и зверь лесной, // Когда стосуточная
ночь // Повиснет над страной…
Приближалась весна, таял снег, обнажая грязь и копоть, скрытую в его глубине. С каждым днем грязь настойчивее лезла в глаза, вся слободка казалась одетой в лохмотья, неумытой. Днем капало с крыш, устало и потно дымились серые стены домов, а к
ночи везде смутно белели
ледяные сосульки. Все чаще на небе являлось солнце. И нерешительно, тихо начинали журчать ручьи, сбегая к болоту.
Потом — в руках у меня командная трубка, и лет — в
ледяной, последней тоске — сквозь тучи — в
ледяную, звездно-солнечную
ночь. Минуты, часы. И очевидно, во мне все время лихорадочно, полным ходом — мне же самому неслышный логический мотор. Потому что вдруг в какой-то точке синего пространства: мой письменный стол, над ним — жаберные щеки Ю, забытый лист моих записей. И мне ясно: никто, кроме нее, — мне все ясно…