Неточные совпадения
— Раз нам не везет, надо искать. Я, может быть, снова поступлю служить — на «Фицроя» или «Палермо». Конечно, они правы, — задумчиво продолжал он, думая об игрушках. — Теперь дети не играют, а учатся. Они все учатся, учатся и никогда не начнут жить. Все это так, а жаль, право, жаль. Сумеешь ли ты прожить без меня
время одного
рейса? Немыслимо оставить тебя одну.
С утра они в молельне заперлись. // Я подходил на цыпочках ко двери: // Там тихо все; порой лишь слышны вздохи, // А иногда невнятное рыданье // Да увещанья честного отца. // Должно быть, дон Жуан великий грешник! // Во
время рейса дон Йеронимо // Мне говорил, что у него от папы // Инструкция особенная есть // Насчет сего еретика, Жуана.
Неточные совпадения
Наш
рейс по проливу на шкуне «Восток», между Азией и Сахалином, был всего третий со
времени открытия пролива. Эта же шкуна уже ходила из Амура в Аян и теперь шла во второй раз. По этому случаю, лишь только мы миновали пролив, торжественно, не в урочный час, была положена доска, заменявшая стол, на свое место; в каюту вместо одиннадцати пришло семнадцать человек, учредили завтрак и выпили несколько бокалов шампанского.
В то
время постоянного пароходного сообщения по побережью Японского моря не существовало. Переселенческое управление первый раз, в виде опыта, зафрахтовало пароход «Эльдорадо», который ходил только до залива Джигит. Определенных
рейсов еще не было, и сама администрация не знала, когда вернется пароход и когда он снова отправится в плавание.
Когда он, бывало, приходил в нашу аудиторию или с деканом Чумаковым, или с Котельницким, который заведовал шкапом с надписью «Materia Medica», [Медицинское вещество (лат.).] неизвестно зачем проживавшим в математической аудитории, или с
Рейсом, выписанным из Германии за то, что его дядя хорошо знал химию, — с
Рейсом, который, читая по-французски, называл светильню — baton de coton, [хлопчатобумажной палкой вместо: «cordon de coton» — хлопчатобумажным фитилем (фр.).] яд — рыбой (poisson [Яд — poison; рыба — poisson (фр.).]), а слово «молния» так несчастно произносил, что многие думали, что он бранится, — мы смотрели на них большими глазами, как на собрание ископаемых, как на последних Абенсерагов, представителей иного
времени, не столько близкого к нам, как к Тредьяковскому и Кострову, —
времени, в котором читали Хераскова и Княжнина,
времени доброго профессора Дильтея, у которого были две собачки: одна вечно лаявшая, другая никогда не лаявшая, за что он очень справедливо прозвал одну Баваркой, [Болтушкой (от фр. bavard).] а другую Пруденкой.
Лучшее сообщение с Берлином тогда представляли пароходы, отправлявшиеся из Петербурга в Штетин; с ними и ехали за границу. А из пароходов, совершавших эти
рейсы, самым удобным и комфортабельным по тому
времени почитался пароход «Александр». На нем ездила лучшая публика. По крайней мере все места в весенних
рейсах «Александра» обыкновенно сберегались для особ знатных. На этом пароходе, в первый его весенний
рейс, и назначено было отправить Николая Фермора с его провожатым.
Постыдная эта торговля людьми еще процветала во
времена нашего рассказа, и большие парусные корабли с трюмами, набитыми «черным» грузом, то и дело совершали
рейсы между берегами Африки и Южной Америки, снабжая последнюю невольниками. Скованные, томились несчастные негры в трюмах во все
время перехода. Нечего и говорить, что с ними обращались варварски, и случалось, этот «живой» груз доставлялся до места назначения далеко не в полном количестве.