А если, может быть, и хорошо (что тоже возможно), то чем же опять хорошо?» Сам отец семейства, Иван Федорович, был, разумеется, прежде всего удивлен, но потом вдруг сделал признание, что ведь, «ей-богу, и ему что-то в этом же роде всё это время мерещилось, нет-нет и вдруг как будто и померещится!» Он тотчас же умолк под грозным взглядом своей супруги, но умолк он утром, а вечером, наедине с супругой, и принужденный опять говорить, вдруг и как бы с особенною бодростью выразил несколько неожиданных мыслей: «Ведь в сущности что ж?..» (Умолчание.) «Конечно, всё это очень странно, если только правда, и что он не спорит, но…» (Опять умолчание.) «А с другой стороны, если глядеть на вещи прямо, то князь, ведь, ей-богу, чудеснейший
парень, и… и, и — ну, наконец,
имя же, родовое наше
имя, всё это будет иметь вид, так сказать, поддержки родового
имени, находящегося в унижении, в глазах света, то есть, смотря с этой точки зрения, то есть, потому… конечно, свет; свет есть свет; но всё же и князь не без состояния, хотя бы только даже и некоторого.
Брат Аксиньи, который на прииске был известен под уменьшительным
именем Гараськи, совсем не походил на свою красивую сестру. Его хилая и тщедушная фигура с вялыми движениями и каким-то серым лицом, рядом с сестрой, казалась просто жалкой; только в иззелена-серых глазах загорался иногда насмешливый, злой огонек да широкие губы складывались в неопределенную, вызывающую улыбку. В моих глазах Гараська был просто бросовый
парень, которому нечего и думать тянуться за настоящим мужиком.
Наша студфракция наметила Яснопольского; он тоже ученый с
именем, хотя и не с таким, конечно, как Краснояров, но главное — общественник, член горсовета, свой
парень.
Несмотря на принятые со стороны начальства меры, стоявший на очереди
парень разыскан не был, и в очередных списках присутствия по воинской повинности против
имени Ивана Кузьмича Орлова появилась лаконическая отметка: «в безвестной отлучке».