…Время от времени за лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел в глубоких колеях проселка, подымал целые тучи листьев и сучьев, носил и крутил их в воздухе вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным, шипящим вихрем, ударял в тощую грудь осинника… И мужик прерывал тогда работу. Он опускал топор и
обращался к мальчику, сидевшему на осине...
— Слушаю, ваше высокоблагородие, все будет сделано, — проговорил и Симонов очень тоже довольным голосом. — А когда вам что понадобится, то извольте кликнуть старика Симонова, — прибавил он, почти с каким-то благоговением
обращаясь к мальчику.
— Встаньте, я не бог ваш и не царь! — произнес он недовольным голосом и потом,
обращаясь к мальчику, прибавил: — Который вам год?
— Сейчас выйдет сюда длинноволосый, — зашептал Михайло,
обращаясь к мальчикам, стоявшим около одежи. — Народ смущает. Поглядите за ним да сбегайте к хозяйке, чтоб за Назаром Захарычем послали — протокол составить. Слова разные произносит… С идеями…
— Да, брат, дождалась Россия после многолетних невзгод красного солнышка… В лучах славы великого отца воссела на дедовский престол его мудрая дочь… Служи, Саша, служи нашей великой монархине, служи России! — с энтузиазмом воскликнул генерал,
обращаясь к мальчику, снова вернувшемуся к уборке своих книг.
Неточные совпадения
Блестящие нежностью и весельем глаза Сережи потухли и опустились под взглядом отца. Это был тот самый, давно знакомый тон, с которым отец всегда относился
к нему и
к которому Сережа научился уже подделываться. Отец всегда говорил с ним — так чувствовал Сережа — как будто он
обращался к какому-то воображаемому им
мальчику, одному из таких, какие бывают в книжках, но совсем не похожему на Сережу. И Сережа всегда с отцом старался притвориться этим самым книжным
мальчиком.
Спивак, идя по дорожке, присматриваясь
к кустам, стала рассказывать о Корвине тем тоном, каким говорят, думая совершенно о другом, или для того, чтоб не думать. Клим узнал, что Корвина, больного, без сознания, подобрал в поле приказчик отца Спивак; привез его в усадьбу, и
мальчик рассказал, что он был поводырем слепых; один из них, называвший себя его дядей, был не совсем слепой,
обращался с ним жестоко,
мальчик убежал от него, спрятался в лесу и заболел, отравившись чем-то или от голода.
— Вы хотите, чтоб я поступил, как послушный благонравный
мальчик, то есть съездил бы
к тебе, маменька, и спросил твоего благословения, потом
обратился бы
к вам, Татьяна Марковна, и просил бы быть истолковательницей моих чувств, потом через вас получил бы да и при свидетелях выслушал бы признание невесты, с глупой рожей поцеловал бы у ней руку, и оба, не смея взглянуть друг на друга, играли бы комедию, любя с позволения старших…
Его развлек подошедший
к нему гладко стриженый ребенок-мальчик и тоненьким голоском
обратился к нему с вопросом:
— А, вернулись! — сказал он и расхохотался. Увидав мертвеца, он поморщился. — Опять, — сказал он. — Надоели, ведь не
мальчик я, правда? — вопросительно улыбаясь,
обратился он
к Нехлюдову.