Изба, в которую рыженький ввел Антона, была просторна; по крайней мере так показалась она последнему при тусклом свете сального огарка, горевшего на столе в железном корявом подсвечнике; один конец перегородки, разделявшей ее на две части, упирался в исполинскую печь с уступами,
стремешками и запечьями, другой служил подпорою широким полатям, с которых свешивались чьи-то длинные босые ноги и овчина.
— О-о-о! Господи, господи, о-о! — бормотал хозяин, сползая по
стремешкам печи вниз. — А! — воскликнул он, останавливаясь. — А! Здорово, рыжая борода!