Он думал, что, когда скажет ей: «Я все
знаю про вас!» — она испугается, ей будет стыдно и, смущенная, она попросит у него прощения за то, что играла с ним.
Неточные совпадения
— Вот оно что!.. — проговорил он, тряхнув головой. — Ну, ты не того, — не слушай их. Они тебе не компания, — ты около них поменьше вертись. Ты им хозяин, они — твои слуги, так и
знай. Захочем мы с тобой, и всех их до одного на берег швырнем, — они дешево стоят, и их везде как собак нерезаных. Понял? Они
про меня много могут худого сказать, — это потому они скажут, что я им — полный господин. Тут все дело в том завязло, что я удачливый и богатый, а богатому все завидуют. Счастливый человек — всем людям враг…
— Боюсь…
Узнают отцы ваши
про эти кутежи, да как бить вас станут, пожалуй, и мне от них попадет по шее…
Он
знал, что
про нее рассказывают зазорно, но этому не верил.
Мы
про нее,
про Швецию, только по спичкам да по перчаткам
знаем…
«И этот тоже
про жизнь говорит… и вот — грехи свои
знает, а не плачется, не жалуется… Согрешил — подержу ответ… А та?..» — Он вспомнил о Медынской, и сердце его сжалось тоской. «А та — кается… не поймешь у ней — нарочно она или в самом деле у нее сердце болит…»
— Ну, это хорошо, что поссорился, — одобрительно сказала девушка, — а то бы она тебя завертела… она — дрянь, кокетка… ух, какие я
про нее вещи
знаю!
— Нет… вот что, Люба, — тихо и просительно сказал Фома, — ты не говори мне
про нее худо… Я все
знаю… ей-богу! Она сама сказала…
— Не видал! — согласился Фома и, помолчав, нерешительно сказал: — Может, лучше и нет… Она для меня — очень нужна! — задумчиво и тихо продолжал он. — Боюсь я ее, — то есть не хочу я, чтобы она обо мне плохо думала… Иной раз — тошно мне! Подумаешь — кутнуть разве, чтобы все жилы зазвенели? А вспомнишь
про нее и — не решишься… И во всем так — подумаешь о ней: «А как она
узнает?» И побоишься сделать…
— А в какой газете написано
про то, что тебе жить скучно и давно уж замуж пора? Вот те и не защищают твоего интересу! Да и моего не защищают… Кто
знает, чего я хочу? Кто, кроме меня, интересы мои понимает?
— Погоди болтать! — угрюмо остановил ее Фома. — Ты вот что скажи: что ты
про меня
знаешь?
— Не смотри, что я гулящая! И в грязи человек бывает чище того, кто в шелках гуляет…
Знал бы ты, что я
про вас, кобелей, думаю, какую злобу я имею против вас! От злобы и молчу… потому — боюсь, что, если скажу ее, — пусто в душе будет… жить нечем будет!..
— Мне нечего рассказывать… Пустая у меня жизнь! Лучше ты мне
про себя расскажи… ты все-таки, поди, больше моего
знаешь…
— Словами себя не освободишь!.. — вздохнув, заметил Фома. — Ты вот как-то говорил
про людей, которые притворяются, что всё
знают и могут… Я тоже
знаю таких… Крестный мой, примерно… Вот против них бы двинуть… их бы уличить!.. Довольно вредный народ!..
— Ты — умница, — шептала она. — Я ведь много
знаю про тебя, слышала, как рассказывала Алина Лютову, и Макаров говорил тоже, и сам Лютов тоже говорил хорошо…
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит
про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне
узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Не
знай про волю новую, // Умри, как жил, помещиком, // Под песни наши рабские, // Под музыку холопскую — // Да только поскорей!
— Не
знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не
знаю, не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А
про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты, сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!
Вронскому было сначала неловко за то, что он не
знал и первой статьи о Двух Началах,
про которую ему говорил автор как
про что-то известное.
— Нет, она ничего не говорила ни
про того ни
про другого; она слишком горда. Но я
знаю, что всё от этого…