Неточные совпадения
В то время ему было сорок три года; высокий, широкоплечий, он говорил густым басом, как протодьякон; большие
глаза его смотрели из-под
темных бровей смело и умно; в загорелом лице, обросшем густой черной бородой, и во всей его мощной фигуре было много русской, здоровой и грубой красоты; от его плавных движений и неторопливой походки веяло сознанием силы. Женщинам он нравился и не избегал их.
Улыбка редко являлась на овальном, строго правильном лице его жены, — всегда она думала о чем-то, и в голубых ее
глазах, холодно спокойных, порой сверкало что-то
темное, нелюдимое.
Игнат молчал, пристально глядя на лицо жены, утонувшее в белой подушке, по которой, как мертвые змеи, раскинулись
темные пряди волос. Желтое, безжизненное, с черными пятнами вокруг огромных, широко раскрытых
глаз — оно было чужое ему. И взгляд этих страшных
глаз, неподвижно устремленный куда-то вдаль, сквозь стену, — тоже был незнаком Игнату. Сердце его, стиснутое тяжелым предчувствием, замедлило радостное биение.
В густой,
темной бороде Игната смерть жены посеяла много седин, но в блеске его
глаз явилось нечто новое — мягкое и ласковое.
Все они были одинаково благочестивы, безличны и подчинены Антонине Ивановне, хозяйке дома, женщине высокой, худой, с
темным лицом и строгими серыми
глазами, — они блестели властно и умно.
На седьмом году Фома, большеголовый, широкогрудый мальчик, казался старше своих лет и по росту и по серьезному взгляду миндалевидных,
темных глаз.
Что-то новое явилось в его
темных глазах, более детское и наивное, менее серьезное; одиночество и темнота, порождая в нем жуткое чувство ожидания чего-то, волновали и возбуждали его любопытство, заставляли его идти в
темный угол и смотреть, что скрыто там, в покровах тьмы?
— Сожгу все! — ревел он, дико уставившись
глазами куда-нибудь в
темный угол комнаты. — Истреблю! Порохом взорву!
Опасность быть застигнутым на месте преступления не пугала, а лишь возбуждала его —
глаза у него
темнели, он стискивал зубы, лицо его становилось гордым и злым.
Большие,
темные глаза его смотрели задумчиво и наивно, и губы были по-детски полуоткрыты; но, когда он встречал противоречие своему желанию или что-нибудь другое раздражало его, — зрачки расширялись, губы складывались плотно, и все лицо принимало выражение упрямое, решительное…
Сидя где-нибудь в
темном уголке сада или лежа в постели, он уже вызывал пред собой образы сказочных царевен, — они являлись в образе Любы и других знакомых барышень, бесшумно плавали перед ним в вечернем сумраке и смотрели в
глаза его загадочными взорами.
Фома взглянул из-за плеча отца и увидал: в переднем углу комнаты, облокотясь на стол, сидела маленькая женщина с пышными белокурыми волосами; на бледном лице ее резко выделялись
темные глаза, тонкие брови и пухлые, красные губы. Сзади кресла стоял большой филодендрон — крупные, узорчатые листья висели в воздухе над ее золотистой головкой.
Он замечал, что каждый раз, когда она смотрела на него, —
глаза ее
темнели, а верхняя губа вздрагивала и чуть-чуть приподнималась кверху, обнажая крошечные белые зубы.
Лицо было
темное, неподвижное, и широко открытые
глаза на нем не выражали ничего: ни боли, ни страха, ни радости…
Он оробел немножко… но, увидав в зеркале свою статную фигуру, обтянутую сюртуком, смуглое свое лицо в рамке пушистой черной бородки, серьезное, с большими
темными глазами, — приподнял плечи и уверенно пошел вперед через зал…
— Я? Я знаю! — уверенно сказал Щуров, качнув головой, и
глаза его
потемнели. — Я сам тоже предстану пред господом… не налегке… Понесу с собой ношу тяжелую пред святое лицо его… Я сам тоже тешил дьявола… только я в милость господню верую, а Яшка не верит ни в чох, ни в сон, ни в птичий грай… Яшка в бога не верит… это я знаю! И за то, что не верит, — на земле еще будет наказан!
— Какая теперь у вас работа? — качая головой, говорил старик, и
глаза его все играли, то
темнея, то снова проясняясь.
Его схватили сзади за талию и плечи, схватили за руку и гнут ее, ломают, кто-то давит ему пальцы на ноге, но он ничего не видал, следя налитыми кровью
глазами за
темной и тяжелой массой, стонавшей, извиваясь под его рукой…
Инстинктивно Фома бросился грудью на бревна плота и протянул руки вперед, свесив над водой голову. Прошло несколько невероятно долгих секунд… Холодные, мокрые пальцы схватили его за руки,
темные глаза блеснули перед ним…
Глаза старика блестели раздраженно и злобно, губы презрительно кривились, и морщины
темного лица вздрагивали.
Это тайное, скрытое в женщине, привлекало его к ней чувством боязливого любопытства, напряженного интереса к спокойной и холодной душе ее,
темной, как ее
глаза.
Она крепко поцеловала его в губы, причем
глаза ее стали еще
темнее.
Ночами, оставаясь один на один с собой, он, крепко закрыв
глаза, представлял себе
темную толпу людей, страшную огромностью своей.
Саша, равнодушная, не обращая внимания на толчки, идет прямо в самую гущу, спокойно глядя на все
темными глазами.
Порою, останавливаясь перед зеркалом, она с грустью рассматривала полное, свежее лицо с
темными кругами около
глаз, и ей становилось жаль себя: жизнь обходит, забывает ее в стороне где-то.
Яков Тарасович, маленький, сморщенный и костлявый, с черными обломками зубов во рту, лысый и
темный, как будто опаленный жаром жизни, прокоптевший в нем, весь трепетал в пылком возбуждении, осыпая дребезжащими, презрительными словами свою дочь — молодую, рослую и полную. Она смотрела на него виноватыми
глазами, смущенно улыбалась, и в сердце ее росло уважение к живому и стойкому в своих желаниях старику…
Потом ей не понравились
темные круги под
глазами, и она стала тщательно осыпать их пудрой, не переставая думать о несчастии быть женщиной и упрекая себя за безволие.
Сын стоял против него, высоко подняв голову, нахмурив брови над большими
темными глазами.
У Ежова на диване сидел лохматый человек в блузе, в серых штанах. Лицо у него было
темное, точно копченое,
глаза неподвижные и сердитые, над толстыми губами торчали щетинистые солдатские усы. Сидел он на диване с ногами, обняв их большущими ручищами и положив на колени подбородок. Ежов уселся боком в кресле, перекинув ноги через его ручку. Среди книг и бумаг на столе стояла бутылка водки, в комнате пахло соленой рыбой.
— Оказалось, по розыску моему, что слово это значит обожание, любовь, высокую любовь к делу и порядку жизни. «Так! — подумал я, — так! Значит — культурный человек тот будет, который любит дело и порядок… который вообще — жизнь любит — устраивать, жить любит, цену себе и жизнь знает… Хорошо!» — Яков Тарасович вздрогнул; морщины разошлись по лицу его лучами от улыбающихся
глаз к губам, и вся его лысая голова стала похожа на какую-то
темную звезду.
Толпа людей, стоявших против него, колыхнулась, как кусты под ветром. Раздался тревожный шепот. Лицо Фомы
потемнело,
глаза стали круглыми…