Иногда, лёжа в темноте на своей кровати, он вслушивался в глубокую тишину, и ему казалось, что вот сейчас всё задрожит вокруг него, повалится, закружится в диком вихре,
с шумом, с дребезгом. Этот вихрь завертит и его силою своей, как сорванный с дерева лист, завертит и — погубит… И Лунёв вздрагивал от предчувствия чего-то необычайного…
Неточные совпадения
В каждой щели дома сидел человек, и
с утра до поздней ночи дом сотрясался от крика и
шума, точно в нём, как в старом, ржавом котле, что-то кипело и варилось. Вечерами все люди выползали из щелей на двор и на лавочку к воротам дома; сапожник Перфишка играл на гармонике, Савёл мычал песни, а Матица — если она была выпивши — пела что-то особенное, очень грустное, никому не понятными словами, пела и о чём-то горько плакала.
Целые дни перед глазами Ильи вертелось
с криком и
шумом что-то большущее, пёстрое и ослепляло, оглушало его. Сначала он растерялся и как-то поглупел в кипучей сутолоке этой жизни. Стоя в трактире около стола, на котором дядя Терентий, потный и мокрый, мыл посуду, Илья смотрел, как люди приходят, пьют, едят, кричат, целуются, дерутся, поют песни. Тучи табачного дыма плавают вокруг них, и в этом дыму они возятся, как полоумные…
«Вот так — а-яй!» — мысленно произносил Илья свое любимое восклицание и, ошеломлённый
шумом трактирной жизни, уходил на двор. А на дворе Савёл стучал молотом и ругался
с подмастерьем, из подвала на волю рвалась весёлая песня сапожника Перфишки, сверху сыпались ругань и крики пьяных баб. Пашка, Савёлов сын, скакал верхом на палке и кричал сердитым голосом...
Шёпот Петрухи, вздохи умирающего, шорох нитки и жалобный звук воды, стекавшей в яму пред окном, — все эти звуки сливались в глухой
шум, от него сознание мальчика помутилось. Он тихо откачнулся от стены и пошёл вон из подвала. Большое чёрное пятно вертелось колесом перед его глазами и шипело. Идя по лестнице, он крепко цеплялся руками за перила,
с трудом поднимал ноги, а дойдя до двери, встал и тихо заплакал. Пред ним вертелся Яков, что-то говорил ему. Потом его толкнули в спину и раздался голос Перфишки...
Дни тянулись один за другим, как длинные, серые нити, разматываясь
с какого-то невидимого клубка, и мальчику стало казаться, что конца не будет этим дням, всю жизнь он простоит у дверей, слушая базарный
шум.
Лёжа на кровати, он закрыл глаза и весь сосредоточился на ощущении мучительно тоскливой тяжести в груди. За стеной в трактире колыхался
шум и гул, точно быстрые и мутные ручьи текли
с горы в туманный день. Гремело железо подносов, дребезжала посуда, отдельные голоса громко требовали водки, чаю, пива… Половые кричали...
Шум сразу усилился, закипел, родилась масса новых звуков, все они завертелись, завыли, затрепетали в воздухе, сцепившись друг
с другом, как стая злых и голодных собак.
Раздался
шум: небольшая собака шмыгнула из-под ног Ильи и
с тихим визгом скрылась. Он вздрогнул: пред ним как будто ожила часть ночной тьмы и, застонав, исчезла.
Он щёлкнул по косточкам ногтем; косточки завертелись на проволоке
с тихим
шумом и, разъединившись, остановились.
Лунёв молча кивнул ей головой, отказывая в милостыне. По улице в жарком воздухе колебался
шум трудового дня. Казалось, топится огромная печь, трещат дрова, пожираемые огнём, и дышат знойным пламенем. Гремит железо — это едут ломовики: длинные полосы, свешиваясь
с телег, задевают за камни мостовой, взвизгивают, как от боли, ревут, гудят. Точильщик точит ножи — злой, шипящий звук режет воздух…
Он снова начал рассказывать о своём путешествии, искоса поглядывая на Илью. А Илья слушал его речь, как
шум дождя, и думал о том, как он будет жить
с дядей…
Присяжные стали перешёптываться друг
с другом: лица у них нахмурились, и на лицах судей тоже явилось что-то недовольное. В зале стало тихо;
с улицы донёсся мерный и тупой
шум шагов по камням, — шли солдаты.
Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что колени и спина заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть на мягком кресле и читать свою гидростатику, — а каково мне?» — и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет
с шумом слишком большой кусок на землю — право, один страх хуже всякого наказания.
Неточные совпадения
Наделавшая столько
шума и обратившая общее внимание связь его
с Карениной, придав ему новый блеск, успокоила на время точившего его червя честолюбия, но неделю тому назад этот червь проснулся
с новою силой.
— Отлично, отлично, — говорил он, закуривая толстую папиросу после жаркого. — Я к тебе точно
с парохода после
шума и тряски на тихий берег вышел. Так ты говоришь, что самый элемент рабочего должен быть изучаем и руководить в выборе приемов хозяйства. Я ведь в этом профан; но мне кажется, что теория и приложение ее будет иметь влияние и на рабочего.
— Здесь, напротив, это наделало много
шума, — сказал он
с самодовольною улыбкой.
Анна одна, ожидая его возвращения
с холостого обеда, на который он поехал, ходила взад и вперед по его кабинету (комната, где менее был слышен
шум мостовой) и во всех подробностях передумывала выражения вчерашней ссоры.
— Княгиня сказала, что ваше лицо ей знакомо. Я ей заметил, что, верно, она вас встречала в Петербурге, где-нибудь в свете… я сказал ваше имя… Оно было ей известно. Кажется, ваша история там наделала много
шума… Княгиня стала рассказывать о ваших похождениях, прибавляя, вероятно, к светским сплетням свои замечания… Дочка слушала
с любопытством. В ее воображении вы сделались героем романа в новом вкусе… Я не противоречил княгине, хотя знал, что она говорит вздор.