Неточные совпадения
В субботу Илья
стоял со стариком на церковной паперти, рядом с нищими, между двух
дверей. Когда отворялась наружная
дверь, Илью обдавало морозным воздухом с улицы, у него зябли ноги, и он тихонько топал ими по каменному полу. Сквозь стёкла
двери он видел, как огни свечей, сливаясь
в красивые узоры трепетно живых точек золота, освещали металл риз, чёрные головы людей, лики икон, красивую резьбу иконостаса.
Стоя на дворе маленькими кучками, люди разговаривали, сумрачно поглядывая на тело убитой, кто-то прикрыл голову её мешком из-под углей.
В дверях кузни, на место, где сидел Савелий, сел городовой с трубкой
в зубах. Он курил, сплёвывал слюну и, мутными глазами глядя на деда Еремея, слушал его речь.
— Но, между прочим,
в дверях не
стой…
Комната женщины была узкая, длинная, а потолок её действительно имел форму крышки гроба. Около
двери помещалась печка-голландка, у стены, опираясь
в печку спинкой,
стояла широкая кровать, против кровати — стол и два стула по бокам его. Ещё один стул
стоял у окна, — оно было тёмным пятном на серой стене. Здесь шум и вой ветра были слышнее. Илья сел на стул у окна, оглядел стены и, заметив маленький образок
в углу, спросил...
Илья поднялся со стула, обернулся к
двери: пред ним
стояла высокая, стройная женщина и смотрела
в лицо ему спокойными голубыми глазами. Запах духов струился от её платья, щёки у неё были свежие, румяные, а на голове возвышалась, увеличивая её рост, причёска из тёмных волос, похожая на корону.
Через час он
стоял у
двери в квартиру Олимпиады, ожидая, когда ему отворят. Не отворяли долго, потом за
дверью раздался тонкий, кислый голос...
Илье показалось, что, когда он взглянул на
дверь лавки, — за стеклом её
стоял старик и, насмешливо улыбаясь, кивал ему лысой головкой. Лунёв чувствовал непобедимое желание войти
в магазин, посмотреть на старика вблизи. Предлог у него тотчас же нашёлся, — как все мелочные торговцы, он копил попадавшуюся ему
в руки старую монету, а накопив, продавал её менялам по рублю двадцать копеек за рубль.
В кошельке у него и теперь лежало несколько таких монет.
У лавки менялы собралась большая толпа,
в ней сновали полицейские, озабоченно покрикивая, тут же был и тот, бородатый, с которым разговаривал Илья. Он
стоял у
двери, не пуская людей
в лавку, смотрел на всех испуганными глазами и всё гладил рукой свою левую щёку, теперь ещё более красную, чем правая. Илья встал на виду у него и прислушивался к говору толпы. Рядом с ним
стоял высокий чернобородый купец со строгим лицом и, нахмурив брови, слушал оживлённый рассказ седенького старичка
в лисьей шубе.
Как-то раз, когда Илья, придя из города, раздевался,
в комнату тихо вошёл Терентий. Он плотно притворил за собою
дверь, но
стоял около неё несколько секунд, как бы что-то подслушивая, и, тряхнув горбом, запер
дверь на крюк. Илья, заметив всё это, с усмешкой поглядел на его лицо.
Он
стоял у
двери в свои комнаты, заслоняя её. Илья подошёл к нему, твёрдый, суровый, и громко сказал...
— раздавалось за стеной. Потом околоточный густо захохотал, а певица выбежала
в кухню, тоже звонко смеясь. Но
в кухне она сразу замолчала. Илья чувствовал присутствие хозяйки где-то близко к нему, но не хотел обернуться посмотреть на неё, хотя знал, что
дверь в его комнату отворена. Он прислушивался к своим думам и
стоял неподвижно, ощущая, как одиночество охватывает его. Деревья за окном всё покачивались, а Лунёву казалось, что он оторвался от земли и плывёт куда-то
в холодном сумраке…
— Я ко всенощной пойду, — сказал он, обернувшись к
двери. Хозяйка
стояла как раз
в двери, держась руками за косяки, и смотрела на него с любопытством. Илью смутил её пристальный взгляд, и, как бы извиняясь пред нею, он проговорил...
Он поздно пришёл домой и,
в раздумье
стоя пред
дверью, стеснялся позвонить.
В окнах не было огня, — значит, хозяева спали. Ему было совестно беспокоить Татьяну Власьевну: она всегда сама отпирала
дверь… Но всё же нужно войти
в дом. Лунёв тихонько дёрнул ручку звонка. Почти тотчас
дверь отворилась, и пред Ильёй встала тоненькая фигурка хозяйки, одетая
в белое.
В двери явилась тонкая фигурка женщины
в платочке на голове. Одной рукой она упёрлась
в косяк, а другой теребила концы платка на шее.
Стояла она боком, как бы готовясь тотчас же уйти.
—
Постой тут, Гаврик, — сказала девушка и, оставив брата у
двери, прошла
в комнату. Лунёв толкнул к ней табурет. Она села. Павел ушёл
в магазин, Маша пугливо жалась
в углу около печи, а Лунёв неподвижно
стоял в двух шагах пред девушкой и всё не мог начать разговора.
Илья
стоял пред ним, мешая ему войти
в дверь, и тоже улыбался. Лицо у Терентия загорело, но как-то обновилось; глаза смотрели радостно и бойко. У ног его лежали мешки, узлы, и он сам среди них казался узлом.
Татьяна Власьевна, почувствовав что-то вызывающее
в ответах компаньона, перестала обращать внимание на горбуна; а Терентий,
стоя у
двери, на месте Гаврика, покручивал бородку и любопытными глазами следил за тоненькой, одетой
в серое фигуркой женщины.
Неточные совпадения
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет к тебе
в дом целый полк на
постой. А если что, велит запереть
двери. «Я тебя, — говорит, — не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»
Вскочила, испугалась я: //
В дверях стоял в халатике // Плешивый человек. // Скоренько я целковенький // Макару Федосеичу // С поклоном подала: // «Такая есть великая // Нужда до губернатора, // Хоть умереть — дойти!»
Старый, толстый Татарин, кучер Карениной,
в глянцовом кожане, с трудом удерживал прозябшего левого серого, взвивавшегося у подъезда. Лакей
стоял, отворив дверцу. Швейцар
стоял, держа наружную
дверь. Анна Аркадьевна отцепляла маленькою быстрою рукой кружева рукава от крючка шубки и, нагнувши голову, слушала с восхищением, что говорил, провожая ее, Вронский.
— Пусти, пусти, поди! — заговорила она и вошла
в высокую
дверь. Направо от
двери стояла кровать, и на кровати сидел, поднявшись, мальчик
в одной расстегнутой рубашечке и, перегнувшись тельцем, потягиваясь, доканчивал зевок.
В ту минуту, как губы его сходились вместе, они сложились
в блаженно-сонную улыбку, и с этою улыбкой он опять медленно и сладко повалился назад.
Но это говорили его вещи, другой же голос
в душе говорил, что не надо подчиняться прошедшему и что с собой сделать всё возможно. И, слушаясь этого голоса, он подошел к углу, где у него
стояли две пудовые гири, и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя
в состояние бодрости. За
дверью заскрипели шаги. Он поспешно поставил гири.