Неточные совпадения
Люди
смотрели на него молча; лица у всех были строгие, и, хотя
на дворе было шумно и суетно, здесь, около кузницы, — тихо. Вот из толпы вылез дедушка Еремей, растрёпанный, потный; он дрожащей
рукой протянул кузнецу ковш воды...
Безногая жена Перфишки тоже вылезла
на двор и, закутавшись в какие-то лохмотья, сидела
на своём месте у входа в подвал.
Руки её неподвижно лежали
на коленях; она, подняв голову,
смотрела чёрными глазами
на небо. Губы её были плотно сжаты, уголки их опустились. Илья тоже стал
смотреть то в глаза женщины, то в глубину неба, и ему подумалось, что, может быть, Перфишкина жена видит бога и молча просит его о чём-то.
И стало тихо. Хозяин ушёл в свою комнату, оттуда донеслось громкое щёлканье косточек
на счётах. Илья, держась за голову
руками, сидел
на полу и с ненавистью
смотрел на приказчика, а он стоял в другом углу лавки и тоже
смотрел на мальчика нехорошими глазами.
Снова в лавке стало тихо. Илья вздрогнул от неприятного ощущения: ему показалось, что по лицу его что-то ползёт. Он провёл
рукой по щеке, отёр слёзы и увидал, что из-за конторки
на него
смотрит хозяин царапающим взглядом. Тогда он встал и пошёл нетвёрдым шагом к двери,
на своё место.
Перед ним стоял с лампой в
руке маленький старичок, одетый в тяжёлый, широкий, малинового цвета халат. Череп у него был почти голый,
на подбородке беспокойно тряслась коротенькая, жидкая, серая бородка. Он
смотрел в лицо Ильи, его острые, светлые глазки ехидно сверкали, верхняя губа, с жёсткими волосами
на ней, шевелилась. И лампа тряслась в сухой, тёмной
руке его.
Илье показалось, что, когда он взглянул
на дверь лавки, — за стеклом её стоял старик и, насмешливо улыбаясь, кивал ему лысой головкой. Лунёв чувствовал непобедимое желание войти в магазин,
посмотреть на старика вблизи. Предлог у него тотчас же нашёлся, — как все мелочные торговцы, он копил попадавшуюся ему в
руки старую монету, а накопив, продавал её менялам по рублю двадцать копеек за рубль. В кошельке у него и теперь лежало несколько таких монет.
Илья полез в карман за кошельком. Но
рука его не находила кармана и дрожала так же, как дрожало сердце от ненависти к старику и страха пред ним. Шаря под полой пальто, он упорно
смотрел на маленькую лысую голову, и по спине у него пробегал холод…
У лавки менялы собралась большая толпа, в ней сновали полицейские, озабоченно покрикивая, тут же был и тот, бородатый, с которым разговаривал Илья. Он стоял у двери, не пуская людей в лавку,
смотрел на всех испуганными глазами и всё гладил
рукой свою левую щёку, теперь ещё более красную, чем правая. Илья встал
на виду у него и прислушивался к говору толпы. Рядом с ним стоял высокий чернобородый купец со строгим лицом и, нахмурив брови, слушал оживлённый рассказ седенького старичка в лисьей шубе.
Терентий быстро вскочил
на ноги и встал среди комнаты, встряхнув горбом. Он тупо
смотрел на племянника, сидевшего
на кровати, упираясь в неё
руками,
на его приподнятые плечи и голову, низко опущенную
на грудь.
— Я ко всенощной пойду, — сказал он, обернувшись к двери. Хозяйка стояла как раз в двери, держась
руками за косяки, и
смотрела на него с любопытством. Илью смутил её пристальный взгляд, и, как бы извиняясь пред нею, он проговорил...
Илья давно не видел её и теперь
смотрел на Матицу со смесью удовольствия и жалости. Она была одета в дырявое платье из бумазеи, её голову покрывал рыжий от старости платок, а ноги были босы. Едва передвигая их по полу, упираясь
руками в стены, она медленно ввалилась в комнату Ильи и грузно села
на стул, говоря сиплым, деревянным голосом...
— Ишь какой, — равнодушно сказала Маша, её безжизненное лицо осталось неподвижным. Потом она стала пить чай, а
руки у неё тряслись, блюдечко стучало о зубы её. Илья
смотрел на неё из-за самовара и не знал — жалко ему Машу или не жалко?
Она внимательно и серьёзно
смотрела на его красивое, взволнованное лицо, потихоньку пытаясь освободить свою
руку из его пальцев. Но он рассказывал ей о Вере, о Павле, рассказывал горячо, с, увлечением. И сильно встряхивал её
руку и говорил...
Прислонясь спиной к стволу клёна, Лунёв
смотрел на могилу убитого им человека. Он прижал свою фуражку затылком к дереву, и она поднялась у него со лба. Брови его нахмурились, верхняя губа вздрагивала, обнажая зубы.
Руки он засунул в карманы пиджака, а ногами упёрся в землю.
— Тем хуже… Но это не возражение… — сказала девушка и точно холодной водой плеснула в лицо Ильи. Он опёрся
руками о прилавок, нагнулся, точно хотел перепрыгнуть через него, и, встряхивая курчавой головой, обиженный ею, удивлённый её спокойствием,
смотрел на неё несколько секунд молча. Её взгляд и неподвижное, уверенное лицо сдерживали его гнев, смущали его. Он чувствовал в ней что-то твёрдое, бесстрашное. И слова, нужные для возражения, не шли ему
на язык.
У него в голове шумело, точно там ручьи текли. Неподвижно, сцепивши крепко пальцы
рук, он стоял за прилавком и
смотрел на неё так, точно в ней одной видел всё зло, всю тяжесть своей жизни.
Илья
смотрел вслед ему с таким чувством, как будто Павел крепко потёр ему
рукой своей ссадину
на теле.
Лунёв взглянул
на Павла, тот сидел согнувшись, низко опустив голову, и мял в
руках шапку. Его соседка держалась прямо и
смотрела так, точно она сама судила всех, — и Веру, и судей, и публику. Голова её то и дело повёртывалась из стороны в сторону, губы были брезгливо поджаты, гордые глаза блестели из-под нахмуренных бровей холодно и строго…
— М-да! Это — я знаю-с! — обиженно воскликнул Травкин, громко чмокнув губами. Его жена уничтожающе
посмотрела на Илью и, подхватив мужа под другую
руку, сказала ему...
Но, отшатнувшись от Ильи, Кирик снова нагнул голову и пошёл
на него. Гости молча
смотрели. Никто не двинулся с места, только Травкин, ступая
на носки сапог, тихо отошёл в угол, сел там
на лежанку и, сложив
руки ладонями, сунул их между колен.
Неточные совпадения
Осип. Да, хорошее. Вот уж
на что я, крепостной человек, но и то
смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув
рукою), — бог с ним! я человек простой».
Я пошла
на речку быструю, // Избрала я место тихое // У ракитова куста. // Села я
на серый камушек, // Подперла
рукой головушку, // Зарыдала, сирота! // Громко я звала родителя: // Ты приди, заступник батюшка! //
Посмотри на дочь любимую… // Понапрасну я звала. // Нет великой оборонушки! // Рано гостья бесподсудная, // Бесплемянная, безродная, // Смерть родного унесла!
Скотинин.
Смотри ж, не отпирайся, чтоб я в сердцах с одного разу не вышиб из тебя духу. Тут уж
руки не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и государю.
Смотри, не клепли ж и
на себя, чтоб напрасных побой не принять.
Еремеевна(
посмотрев пристально
на г-жу Простакову и всплеснув
руками). Очнется, мой батюшка, очнется.
Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми
руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно
смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что
на нее, как
на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала
на жаровню.