Неточные совпадения
Был он страшный: иссох в посте и молитве и весь, как зверь, оброс волосами.
Умер он в год, когда разоряли скиты, и смерть его
была такова...
— Ты! — крикнул исправник. — Уходи! Ломать
будем твоё логовище!.. — Но Антипа не слышал его.
Когда это случилось, старшему сыну Антипы, Якову,
было двадцать три года, а младшему, Терентию, — восемнадцать лет.
Красавец и силач Яков, ещё
будучи подростком, приобрёл в селе прозвище Бесшабашного, а ко времени смерти отца
был первым кутилой и буяном во всей округе.
Яков курил табак,
пил водку, одевался в немецкое платье, на молитвы и радения не ходил, а когда степенные люди увещевали его, напоминая ему об отце, он насмешливо отзывался...
— Погодите, старички почтенные, — всему мера
есть. Нагрешу вдоволь — покаюсь и я! А теперь — рано ещё. Батюшкой меня не корите, — он пять десятков лет грешил, а каялся — всего восемь!.. На мне грех — как на птенце пух, а вот вырастет греха, как на вороне пера, тогда, значит, молодцу пришла каяться пора…
Умерла мать Якова; на поминках по ней пьяный Яков изувечил старосту, давнего своего врага, и за это
был посажен в арестантские роты.
Ему
было около сорока лет, когда в деревне случился пожар; он
был обвинён в поджоге и сослан в Сибирь.
Проснулся он среди ночи от какого-то жуткого и странного звука, похожего на волчий вой. Ночь
была светлая, телега стояла у опушки леса, около неё лошадь, фыркая, щипала траву, покрытую росой. Большая сосна выдвинулась далеко в поле и стояла одинокая, точно её выгнали из леса. Зоркие глаза мальчика беспокойно искали дядю, в тишине ночи отчётливо звучали глухие и редкие удары копыт лошади по земле, тяжёлыми вздохами разносилось её фырканье, и уныло плавал непонятный дрожащий звук, пугая Илью.
Но Илье не спалось.
Было жутко от тишины, а в ушах всё дрожал этот жалобный звук. Он пристально оглядел местность и увидал, что дядя смотрит туда, где, над горой, далеко среди леса, стоит пятиглавая белая церковь, а над нею ярко сияет большая, круглая луна. Илья узнал, что это ромодановская церковь, в двух верстах от неё, среди леса, над оврагом, стоит их деревня — Китежная.
Деревню
было не видно в густой, чёрной тьме леса, но ему казалось, что он видит её, со всеми избами и людьми, со старой ветлой у колодца, среди улицы.
— Вот так — а-яй! — воскликнул мальчик, широко раскрытыми глазами глядя на чудесную картину, и замер в молчаливом восхищении. Потом в душе его родилась беспокойная мысль, — где
будет жить он, маленький, вихрастый мальчик в пестрядинных штанишках, и его горбатый, неуклюжий дядя? Пустят ли их туда, в этот чистый, богатый, блестящий золотом, огромный город? Он подумал, что их телега именно потому стоит здесь, на берегу реки, что в город не пускают людей бедных. Должно
быть, дядя пошёл просить, чтобы пустили.
Он шёл, крепко упираясь ногами в глубокий песок, высоко подняв голову; лицо у него
было весёлое, и ещё издали он улыбался Илье, протянув к нему руку, что-то показывая.
— Ух! А я думал — нас не пустят… А там где мы
будем жить-то?
Окна и двери в этом доме
были кривые, и всё в нём скрипело.
Стёкла в окнах тусклы от старости, несколько брёвен в фасаде выпятились вперёд, от этого дом
был похож на своего хозяина, который держал в нём трактир.
Хозяин тоже старый и серый; глаза на его дряхлом лице
были похожи на стёкла в окнах; он ходил, опираясь на толстую палку; ему, должно
быть, тяжело
было носить выпяченный живот.
Он
был так тесно набит людьми, что казалось — людей в нём больше, чем во всей деревне Китежной.
В углу двора помещалась кузница; в ней с утра до вечера горел огонь, наваривали шины, ковали лошадей, стучали молотки, высокий, жилистый кузнец Савёл густым, угрюмым голосом
пел песни.
Она всегда накрывала голову белым платком, и
было странно видеть эту белую голову в чёрной дыре кузницы.
— «А и дерзок
был сей сын-еретик: во Христа-бога не веровал, не любил матери божией, мимо церкви шёл — не кланялся, отца, матери не слушался…»
Когда он бежал, его голова так болталась от плеча к плечу, точно готова
была оторваться.
—
Есть, — ответил Илья. — У нас шабер колдун
был.
— Седые — ничего… Седые — добрые… А вот которые рыжие — ух ты! Те кровь
пьют…
Они сидели в лучшем, самом уютном углу двора, за кучей мусора под бузиной, тут же росла большая, старая липа. Сюда можно
было попасть через узкую щель между сараем и домом; здесь
было тихо, и, кроме неба над головой да стены дома с тремя окнами, из которых два
были заколочены, из этого уголка не видно ничего. На ветках липы чирикали воробьи, на земле, у корней её, сидели мальчики и тихо беседовали обо всём, что занимало их.
Целые дни перед глазами Ильи вертелось с криком и шумом что-то большущее, пёстрое и ослепляло, оглушало его. Сначала он растерялся и как-то поглупел в кипучей сутолоке этой жизни. Стоя в трактире около стола, на котором дядя Терентий, потный и мокрый, мыл посуду, Илья смотрел, как люди приходят,
пьют,
едят, кричат, целуются, дерутся,
поют песни. Тучи табачного дыма плавают вокруг них, и в этом дыму они возятся, как полоумные…
Оно
было толстое, синее, неподвижное, как у покойника, чёрные, добрые глаза на этом неприятном лице тоже неподвижны.
Ей трудно
было говорить: она задыхалась отчего-то.
— А — в лес?! — сказал Илья и вдруг воодушевился. — Дедушка, ты говорил, сколько годов в лесу жил — один! А нас — двое! Лыки бы драли!.. Лис, белок били бы… Ты бы ружьё завёл, а я — силки!.. Птицу
буду ловить. Ей-богу! Ягоды там, грибы… Уйдём?..
Вечером этого дня Илья, устав бродить по двору, сидел на полу около стола дяди и сквозь дрёму слушал разговор Терентия с дедушкой Еремеем, который пришёл в трактир попить чайку. Тряпичник очень подружился с горбуном и всегда усаживался
пить чай рядом со столом Терентия.
— На снаряженье Илюшки в училище я тебе дам!.. Поскребусь и наберу… Взаймы. Богат
будешь — отдашь…
— Господь — мне, я — тебе, ты — ему, а он — опять господу, так оно у нас колесом и завертится… И никто никому не должен
будет… Ми-ила-й! Э-эх, брат ты мой! Жил я, жил, глядел, глядел, — ничего, окромя бога, не вижу. Всё его, всё ему, всё от него да для него!..
А то
есть, которые от греха богатеют.
Про Пчелина-купца говорят люди, будто он душу погубил, когда молодой
был.
А я погляжу, — какой хлеб насущный
будет из вас?..
В нашей деревне бурмистром он
был и всех нас продал, всех ограбил!..
Приятно
было Илье слушать уверенные и любовные речи старика о боге, от ласковых слов в сердце мальчика рождалось бодрое, крепкое чувство надежды на что-то хорошее, что ожидает его впереди. Он повеселел и стал больше ребёнком, чем
был первое время жизни в городе.
Очень интересно раскапывать кучи разного хлама, а особенно приятно
было видеть радость старика, когда в мусоре находилось что-нибудь особенное.
Городские свалки нравились Илье больше, чем хождение по дворам. На свалках не
было никого, кроме двух-трёх стариков, таких же, как Еремей, здесь не нужно
было оглядываться по сторонам, ожидая дворника с метлой руках, который явится, обругает нехорошими словами а ещё и ударит, выгоняя со двора.
—
Будет, Илюша! Отдохнём давай,
поедим!
Вынимал из-за пазухи ломоть хлеба, крестясь, разламывал его, и они
ели, а
поев, отдыхали с полчаса, лёжа на краю оврага.
Овраг выходил устьем на реку, её видно
было им.
Было в лугах тихо, ласково, и чувствовалось, что воздух там чистый, прозрачный и сладко пахучий…
— Вот и пришли Лазари, весь город облазили, везде напроказили!.. Илька! Иди, помой рожу да приходи в трактир чай
пить!..
Илье
было приятно слышать, что его называют работником, а слышал это он не от дяди только. Однажды Пашка что-то созорничал; Савёл поймал его, ущемил в колени Пашкину голову и, нахлёстывая его верёвкой, приговаривал...
Илья радостно хихикнул, — он
был счастлив. Сердитый кузнец, самый сильный мужик на дворе, которого все боялись и уважали, шутит с ним! Кузнец схватил его железными пальцами за плечо и добавил ему ещё радости...
Илья охватил у колена огромную ногу кузнеца и крепко прижался к ней грудью. Должно
быть, Савёл ощутил трепет маленького сердца, задыхавшегося от его ласки: он положил на голову Ильи тяжёлую руку, помолчал немножко и густо молвил...
— Погоди! Не хватай! — командовал Илья. — Разве игра
будет, коли вы всё сразу растащите? Ну, открываю лавочку! Продаю кусок ситцу… Самый лучший ситец! Цена — полтина!.. Машка, покупай!