Неточные совпадения
Он отошёл прочь, отирая рукавом рубахи в кровь расцарапанное
лицо. Среди двора стоял
кузнец, мрачно нахмурив брови. Илья, увидев его, вздрогнул от страха и остановился, уверенный, что сейчас
кузнец изобьёт его за сына. Но тот повёл плечами и сказал...
Брови
кузнеца сурово нахмурены,
лицо осунулось; видно, что он сжал зубы: скулы торчали двумя большими шишками.
Люди смотрели на него молча;
лица у всех были строгие, и, хотя на дворе было шумно и суетно, здесь, около кузницы, — тихо. Вот из толпы вылез дедушка Еремей, растрёпанный, потный; он дрожащей рукой протянул
кузнецу ковш воды...
Сын
кузнеца шёл по тротуару беспечной походкой гуляющего человека, руки его были засунуты в карманы дырявых штанов, на плечах болталась не по росту длинная синяя блуза, тоже рваная и грязная, большие опорки звучно щёлкали каблуками по камню панели, картуз со сломанным козырьком молодецки сдвинут на левое ухо, половину головы пекло солнце, а
лицо и шею Пашки покрывал густой налёт маслянистой грязи.
Неточные совпадения
— Дурак! когда захочу продать, так продам. Еще пустился в рассужденья! Вот посмотрю я: если ты мне не приведешь сейчас
кузнецов да в два часа не будет все готово, так я тебе такую дам потасовку… сам на себе
лица не увидишь! Пошел! ступай!
— Это — Кубасов, печник, он тут у них во всем — первый.
Кузнецы, печники, плотники — они, все едино, как фабричные, им — плевать на законы, — вздохнув, сказал мужик, точно жалея законы. — Происшествия эта задержит вас, господин, — прибавил он, переступая с ноги на ногу, и на жидком
лице его появилась угрюмая озабоченность, все оно как-то оплыло вниз, к тряпичной шее.
Это, конечно, только о мужчинах: у женщин ведь и не бывает сильного ума, по — нынешнему, — им, видите ли, природа отказала в этом, как отказала
кузнецам в нежном цвете
лица, портным — в стройности стана, сапожникам — в тонком обонянии, — это все природа.
— Правда ли, что твоя мать ведьма? — произнесла Оксана и засмеялась; и
кузнец почувствовал, что внутри его все засмеялось. Смех этот как будто разом отозвался в сердце и в тихо встрепенувших жилах, и со всем тем досада запала в его душу, что он не во власти расцеловать так приятно засмеявшееся
лицо.
Трудно рассказать, что выражало смугловатое
лицо чудной девушки: и суровость в нем была видна, и сквозь суровость какая-то издевка над смутившимся
кузнецом, и едва заметная краска досады тонко разливалась по
лицу; и все это так смешалось и так было неизобразимо хорошо, что расцеловать ее миллион раз — вот все, что можно было сделать тогда наилучшего.