Неточные совпадения
Илья подошёл ближе
к нему и,
с уважением глядя на его худое
лицо, спросил...
В праздники его посылали в церковь. Он возвращался оттуда всегда
с таким чувством, как будто сердце его омыли душистою, тёплою влагой.
К дяде за полгода службы его отпускали два раза. Там всё шло по-прежнему. Горбун худел, а Петруха посвистывал всё громче, и
лицо у него из розового становилось красным. Яков жаловался, что отец притесняет его.
Войдя наверх, Илья остановился у двери большой комнаты, среди неё, под тяжёлой лампой, опускавшейся
с потолка, стоял круглый стол
с огромным самоваром на нём. Вокруг стола сидел хозяин
с женой и дочерями, — все три девочки были на голову ниже одна другой, волосы у всех рыжие, и белая кожа на их длинных
лицах была густо усеяна веснушками. Когда Илья вошёл, они плотно придвинулись одна
к другой и со страхом уставились на него тремя парами голубых глаз.
— Хорошо, — не буду! — спокойно согласилась Липа и снова обернулась
к Илье. — Ну-с, молодой человек, давайте разговаривать… Вы мне нравитесь… у вас красивое
лицо и серьёзные глаза… Что вы на это скажете?
Но иногда он, приходя
к ней, заставал её в постели, лежащую
с бледным, измятым
лицом,
с растрёпанными волосами, — тогда в груди его зарождалось чувство брезгливости
к этой женщине, он смотрел в её мутные, как бы слинявшие глаза сурово, молча, не находя в себе даже желания сказать ей «здравствуй!»
Старик вдруг отвёл лампу в сторону от
лица Ильи, привстал на носки, приблизил
к Илье своё дряблое, жёлтое
лицо и тихо,
с ядовитой усмешкой спросил его...
У лавки менялы собралась большая толпа, в ней сновали полицейские, озабоченно покрикивая, тут же был и тот, бородатый,
с которым разговаривал Илья. Он стоял у двери, не пуская людей в лавку, смотрел на всех испуганными глазами и всё гладил рукой свою левую щёку, теперь ещё более красную, чем правая. Илья встал на виду у него и прислушивался
к говору толпы. Рядом
с ним стоял высокий чернобородый купец со строгим
лицом и, нахмурив брови, слушал оживлённый рассказ седенького старичка в лисьей шубе.
Они смотрели друг на друга в упор, и Лунёв почувствовал, что в груди у него что-то растёт — тяжёлое, страшное. Быстро повернувшись
к двери, он вышел вон и на улице, охваченный холодным ветром, почувствовал, что тело его всё в поту. Через полчаса он был у Олимпиады. Она сама отперла ему дверь, увидав из окна, что он подъехал
к дому, и встретила его
с радостью матери.
Лицо у неё было бледное, а глаза увеличились и смотрели беспокойно.
Подошла
к нему, положила руки на плечи его и
с любопытством заглядывала в
лицо ему.
Но она, весело смеясь, снова приставала
к нему, и порою рядом
с ней Лунёв чувствовал себя обмазанным её зазорными словами, как смолой. А когда она видела на
лице Ильи недовольство ею, тоску в глазах его, она смело будила в нём чувство самца и ласками своими заглаживала в нём враждебное ей…
Иногда
к нему забегал
с работы Павел, весь измазанный грязью, салом, в прожжённой блузе,
с чёрным от копоти
лицом.
Часто заходил
к Илье оборванный, полуголый сапожник
с неразлучной гармонией подмышкой. Он рассказывал о событиях в доме Филимонова, о Якове. Тощий, грязный и растрёпанный Перфишка жался в двери магазина и, улыбаясь всем
лицом, сыпал свои прибаутки.
С преувеличенной вежливостью Илья взял её за руку, вёл
к столу, наклоняясь и заглядывая ей в
лицо и не решаясь сказать, какая она стала. А она была невероятно худая и шагала так, точно ноги у неё подламывались.
Лунёв быстро наклонился над нею, боясь, что она помирает; потом, успокоенный её дыханием, он покрыл её одеялом, влез на подоконник
с ногами и прислонился
лицом к железу решётки, разглядывая окна Громова.
Бодрый и радостный, он не спеша шёл по улице, думая о девушке и сравнивая её
с людьми, которые ему встречались до сей поры. В памяти его звучали слова её извинения пред ним, он представлял себе её
лицо, выражавшее каждой чертою своей непреклонное стремление
к чему-то…
Он оттолкнулся от дерева, — фуражка
с головы его упала. Наклоняясь, чтоб поднять её, он не мог отвести глаз
с памятника меняле и приёмщику краденого. Ему было душно, нехорошо,
лицо налилось кровью, глаза болели от напряжения.
С большим усилием он оторвал их от камня, подошёл
к самой ограде, схватился руками за прутья и, вздрогнув от ненависти, плюнул на могилу… Уходя прочь от неё, он так крепко ударял в землю ногами, точно хотел сделать больно ей!..
Он не мог понять, отчего у неё такое сердитое, задорное
лицо, когда она добрая и умеет не только жалеть людей, но даже помогать им. Павел ходил
к ней в дом и
с восторгом нахваливал её и все порядки в её доме.
Когда он подошёл
к двери зала, в толпе пред нею он увидал крутой затылок и маленькие уши Павла Грачёва. Он обрадовался, дёрнул Павла за рукав пальто и широко улыбнулся в
лицо ему, Павел тоже улыбнулся — неохотно,
с явным усилием.
Двое присяжных — Додонов и его сосед, рыжий, бритый человек, — наклонив друг
к другу головы, беззвучно шевелили губами, а глаза их, рассматривая девушку, улыбались. Петруха Филимонов подался всем телом вперёд,
лицо у него ещё более покраснело, усы шевелились. Ещё некоторые из присяжных смотрели на Веру, и все —
с особенным вниманием, — оно было понятно Лунёву и противно ему.
— Если сошёл
с ума, нужно позвать полицию, — внушительно сказала Фелицата, присматриваясь
к лицу Лунёва.
Неточные совпадения
По правую сторону его жена и дочь
с устремившимся
к нему движеньем всего тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный
к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся одна
к другой
с самым сатирическим выраженьем
лица, относящимся прямо
к семейству городничего.
— То есть как тебе сказать… Стой, стой в углу! — обратилась она
к Маше, которая, увидав чуть заметную улыбку на
лице матери, повернулась было. — Светское мнение было бы то, что он ведет себя, как ведут себя все молодые люди. Il fait lа
сour à une jeune et jolie femme, [Он ухаживает зa молодой и красивой женщиной,] a муж светский должен быть только польщен этим.
— Вот, я приехал
к тебе, — сказал Николай глухим голосом, ни на секунду не спуская глаз
с лица брата. — Я давно хотел, да всё нездоровилось. Теперь же я очень поправился, — говорил он, обтирая свою бороду большими худыми ладонями.
Легко ступая и беспрестанно взглядывая на мужа и показывая ему храброе и сочувственное
лицо, она вошла в комнату больного и, неторопливо повернувшись, бесшумно затворила дверь. Неслышными шагами она быстро подошла
к одру больного и, зайдя так, чтоб ему не нужно было поворачивать головы, тотчас же взяла в свою свежую молодую руку остов его огромной руки, пожала ее и
с той, только женщинам свойственною, неоскорбляющею и сочувствующею тихою оживленностью начала говорить
с ним.
Вронский сам был представителен; кроме того, обладал искусством держать себя достойно-почтительно и имел привычку в обращении
с такими
лицами; потому он и был приставлен
к принцу.