Часто заходил к Илье оборванный, полуголый сапожник с неразлучной гармонией подмышкой. Он рассказывал о событиях в доме Филимонова, о Якове. Тощий, грязный и растрёпанный Перфишка жался в
двери магазина и, улыбаясь всем лицом, сыпал свои прибаутки.
Проснулась Маша и, вздрогнув при виде Павла, уставилась в лицо ему испуганными глазами. Из
двери магазина смотрел Гаврик, неодобрительно скривив губы.
Неточные совпадения
Илье показалось, что, когда он взглянул на
дверь лавки, — за стеклом её стоял старик и, насмешливо улыбаясь, кивал ему лысой головкой. Лунёв чувствовал непобедимое желание войти в
магазин, посмотреть на старика вблизи. Предлог у него тотчас же нашёлся, — как все мелочные торговцы, он копил попадавшуюся ему в руки старую монету, а накопив, продавал её менялам по рублю двадцать копеек за рубль. В кошельке у него и теперь лежало несколько таких монет.
Он быстро пошёл вон из
магазина и в
двери зачем-то снял с головы картуз. Илья выскочил из-за прилавка вслед за ним, но Грачёв уже шёл по улице, держа картуз в руке и возбуждённо размахивая им.
Мальчик затворил
дверь, и в
магазине стало темно. Потом загремело железо замка.
Мальчик ушёл в
магазин, повозился там с минуту, и потом из-за косяка
двери высунулась его голова.
Стало тихо. Потом из
магазина донеслись громкие всхлипыванья. Илья встал, подошёл к
двери и притворил её, сказав угрюмо...
— Постой тут, Гаврик, — сказала девушка и, оставив брата у
двери, прошла в комнату. Лунёв толкнул к ней табурет. Она села. Павел ушёл в
магазин, Маша пугливо жалась в углу около печи, а Лунёв неподвижно стоял в двух шагах пред девушкой и всё не мог начать разговора.
— Мальчик при
магазине должен быть ловок и услужлив. Его не за то кормят хлебом, что он сидит целый день у
двери и чистит себе пальцем в носу. А когда говорит хозяйка, он должен слушать внимательно и не смотреть букой…
Медленно подойдя к стене, он сорвал с неё картину и унёс в
магазин. Там, разложив её на прилавке, он снова начал рассматривать превращения человека и смотрел теперь с насмешкой, пока от картины зарябило в глазах. Тогда он смял её, скомкал и бросил под прилавок; но она выкатилась оттуда под ноги ему. Раздражённый этим, он снова поднял её, смял крепче и швырнул в
дверь, на улицу…
Автономова перевела глаза на него, потом снова на Илью и, не сказав ни слова, уставилась в книгу. Терентий сконфузился и стал одёргивать рубашку. С минуту в
магазине все молчали, — был слышен только шелест листов книги да шорох — это Терентий тёрся горбом о косяк
двери…
Шел он торговыми улицами, как бы по дну глубокой канавы, два ряда тяжелых зданий двигались встречу ему, открытые
двери магазинов дышали запахами кожи, масла, табака, мяса, пряностей, всего было много, и все было раздражающе однообразно.
Все это, вместе с людьми, лошадьми, несмотря на движение, кажется неподвижным, лениво кружится на одном месте, прикрепленное к нему невидимыми цепями. Вдруг почувствуешь, что эта жизнь — почти беззвучна, до немоты бедна звуками. Скрипят полозья саней, хлопают
двери магазинов, кричат торговцы пирогами, сбитнем, но голоса людей звучат невесело, нехотя, они однообразны, к ним быстро привыкаешь и перестаешь замечать их.
Дядя заставил Евсея проститься с хозяевами и повёл его в город. Евсей смотрел на всё совиными глазами и жался к дяде. Хлопали
двери магазинов, визжали блоки; треск пролёток и тяжёлый грохот телег, крики торговцев, шарканье и топот ног — все эти звуки сцепились вместе, спутались в душное, пыльное облако. Люди шли быстро, точно боялись опоздать куда-то, перебегали через улицу под мордами лошадей. Неугомонная суета утомляла глаза, мальчик порою закрывал их, спотыкался и говорил дяде:
Неточные совпадения
Она выпрямилась, прислушиваясь, и, бросив крест на диван, бесшумно подошла к
двери в
магазин, заговорила строго:
Люди обгоняли друг друга, выскакивали из
дверей домов,
магазинов, из-за углов улиц, и как будто все они искали, куда бы спрятаться от дождя, ветра.
Срывают «всем миром» замок с
двери запасного хлебного
магазина.
Пред ним, одна за другой, мелькали, точно падая куда-то, полузабытые картины: полиция загоняет московских студентов в манеж, мужики и бабы срывают замок с
двери хлебного «
магазина», вот поднимают колокол на колокольню; криками ура встречают голубовато-серого царя тысячи обывателей Москвы, так же встречают его в Нижнем Новгороде, тысяча людей всех сословий стоит на коленях пред Зимним дворцом, поет «Боже, царя храни», кричит ура.
Когда он вошел в
магазин Марины, красивенький Миша, низко поклонясь, указал ему молча на
дверь в комнату. Марина сидела на диване, за самоваром, в руках у нее — серебряное распятие, она ковыряла его головной шпилькой и терла куском замши. Налила чаю, не спросив — хочет ли он, затем осведомилась: