Неточные совпадения
— Тут — особенное заведение. Сидориха даёт девушкам квартиру, кормит и берёт за это пятьдесят целковых с каждой… Девушек четыре только… Ну, конечно, вино держит Сидориха, пиво, конфеты… Но девушек не стесняет ничем; хочешь — гуляй, хочешь — дома сиди, — только полсотни
в месяц дай ей… Девушки дорогие, — им эти деньги легко достать… Тут одна есть —
Олимпиада, — меньше четвертной не ходит…
Их беседы нарушала
Олимпиада, являясь пред ними шумно, как холодный луч луны, одетая
в широкий голубой капот.
Купец дал ей всё, чего она желала. Вскоре Илья сидел
в новой квартире
Олимпиады, разглядывал толстые ковры на полу, мебель, обитую тёмным плюшем, и слушал спокойную речь своей любовницы. Он не замечал
в ней особенного удовольствия от перемены обстановки: она была так же спокойна и ровна, как всегда.
С того дня, как Илья познакомился с
Олимпиадой, ему казалось, что дом Филимонова стал ещё грязнее и тесней. Эта теснота и грязь вызывали у него чувство физического отвращения, как будто тела его касались холодные, скользкие руки. Сегодня это чувство особенно угнетало его, он не мог найти себе места
в доме, пошёл к Матице и увидал бабу сидящей у своей широкой постели на стуле. Она взглянула на него и, грозя пальцем, громко прошептала, точно ветер подул...
Через час он стоял у двери
в квартиру
Олимпиады, ожидая, когда ему отворят. Не отворяли долго, потом за дверью раздался тонкий, кислый голос...
Но
в эту минуту явилась высокая, стройная фигура
Олимпиады. Она спокойно, не мигнув, взглянула на Илью через голову старика и ровным голосом спросила...
Он держал
в одной руке шапку, а
в другой крепко стиснул деньги
Олимпиады.
На другой день Илья медленно и молча расхаживал по главной улице города. Ему всё представлялся ехидный взгляд старика, спокойные голубые очи
Олимпиады и движение её руки, когда она подала ему деньги.
В морозном воздухе летали острые снежинки, покалывая лицо Ильи…
— Ох, батюшки… — прозвучал
в воздухе её испуганный голос. Все притихли. Илья смотрел на старуху и вспоминал
Олимпиаду…
Он смотрел на записку, думая — зачем зовёт его
Олимпиада? Ему было боязно понять это, сердце его снова забилось тревожно.
В девять часов он явился на место свидания, и, когда среди женщин, гулявших около бань парами и
в одиночку, увидал высокую фигуру
Олимпиады, тревога ещё сильнее охватила его.
Олимпиада была одета
в какую-то старенькую шубку, а голова у неё закутана платком так, что Илья видел только её глаза. Он молча встал перед нею…
Они прошли по коридору бань, скрывая свои лица, как будто от стыда, и скрылись
в отдельном номере.
Олимпиада тотчас же сбросила платок с головы, и при виде её спокойного, разгоревшегося на морозе лица Илья сразу ободрился, но
в то же время почувствовал, что ему неприятно видеть её спокойной. А женщина села на диван рядом с ним и, ласково заглянув
в лицо ему, сказала...
Олимпиада взглянула
в его лицо и пренебрежительно улыбнулась, говоря...
Женщина смотрела на Илью внушительно и сердито. А он чувствовал, что
в нём играет что-то жгучее и приятное. Ему казалось, что
Олимпиада боится его; захотелось помучить её, и, глядя
в лицо ей прищуренными глазами, он стал тихонько посмеиваться, не говоря ни слова. Тогда лицо
Олимпиады дрогнуло, побледнело, и она отшатнулась от него, шёпотом спрашивая...
Он снова сел на диван и, помолчав, засмеялся подавленным смехом. Он видел, что
Олимпиада кусает губы и как бы ищет чего-то глазами
в грязной комнате, полной тёплого запаха пареных веников и мыла. Вот она села на диван около двери
в баню и опустила голову, сказав...
Разговор с
Олимпиадой облегчил его и вызвал
в нём хорошее чувство к этой женщине.
— Вам было известно, что
Олимпиада Даниловна жила на содержании Полуэктова? — неожиданно спросил он, глядя через очки
в глаза Илье.
Они смотрели друг на друга
в упор, и Лунёв почувствовал, что
в груди у него что-то растёт — тяжёлое, страшное. Быстро повернувшись к двери, он вышел вон и на улице, охваченный холодным ветром, почувствовал, что тело его всё
в поту. Через полчаса он был у
Олимпиады. Она сама отперла ему дверь, увидав из окна, что он подъехал к дому, и встретила его с радостью матери. Лицо у неё было бледное, а глаза увеличились и смотрели беспокойно.
Олимпиада на минутку задумалась. Она сидела у стола, пред самоваром, пышная и красивая,
в белом широком капоте.
«Всё видит, а — допускает!..» — думал он хмуро, чувствуя, что душа его заплуталась
в неразрешимом противоречии. Шёл к
Олимпиаде и
в её объятиях прятался от своих дум, тревог.
Илья слушал, и вдруг его охватывала непонятная, тяжёлая скука. Становилось душно
в маленькой голубой комнате, он беспокойно осматривал её, как бы отыскивая причину скуки, и, чувствуя, что не может больше выносить тяжести
в груди, уходил к
Олимпиаде или гулял по улицам.
Олимпиада относилась к нему всё более требовательно и ревниво, всё чаще он ссорился с ней. Во время ссор она никогда не вспоминала об убийстве Полуэктова, но
в хорошие минуты по прежнему уговаривала Илью забыть про это. Лунёв удивлялся её сдержанности и как-то раз после ссоры спросил её...
Илья держал письмо
в руке и чувствовал себя виноватым пред
Олимпиадой, грусть и жалость сжимали ему грудь и давили горло.
Однажды вечером, когда он, охваченный скукой, сидел
в своей комнате у открытого окна и, глядя
в тёмный сад, вспоминал
Олимпиаду, Татьяна Власьевна вышла
в кухню и позвала его пить чай.
Он невольно вспомнил
Олимпиаду, её густой голос, спокойные жесты, её горячие слова,
в которых звучала сила, трогавшая за сердце.
Но он ничего не мог объяснить. Он сам не понимал, чем недоволен
в её словах.
Олимпиада говорила гораздо грубее, но она никогда не задевала сердце так неприятно, как эта маленькая, чистенькая птичка. Весь день он упорно думал о странном недовольстве, рождённом
в его сердце этой лестной ему связью, и не мог понять — откуда оно?..
Всё чаще она указывала ему разницу между ним, мужиком, и ею, женщиной образованной, и нередко эти указания обижали Илью. Живя с
Олимпиадой, он иногда чувствовал, что эта женщина близка ему как товарищ. Татьяна Власьевна никогда не вызывала
в нём товарищеского чувства; он видел, что она интереснее
Олимпиады, но совершенно утратил уважение к ней. Живя на квартире у Автономовых, он иногда слышал, как Татьяна Власьевна, перед тем как лечь спать, молилась богу...
«Только затем он вам и нужен, чтобы было у кого прощенья просить», — зло подумал Илья и вспомнил:
Олимпиада молилась долго и молча. Она вставала пред образами на колени, опускала голову и так стояла неподвижно, точно окаменевшая… Лицо у неё
в эти минуты было убитое, строгое.
Неточные совпадения
От него я добился только — сначала, что кузина твоя — a pousse la chose trop loin… qu’elle a fait un faux pas… а потом — что после визита княгини
Олимпиады Измайловны, этой гонительницы женских пороков и поборницы добродетелей, тетки разом слегли,
в окнах опустили шторы, Софья Николаевна сидит у себя запершись, и все обедают по своим комнатам, и даже не обедают, а только блюда приносятся и уносятся нетронутые, — что трогает их один Николай Васильевич, но ему запрещено выходить из дома, чтоб как-нибудь не проболтался, что граф Милари и носа не показывает
в дом, а ездит старый доктор Петров, бросивший давно практику и
в молодости лечивший обеих барышень (и бывший их любовником, по словам старой, забытой хроники — прибавлю
в скобках).
Прибрежная линия между реками Холонку и Нах-тоху представляет собой несколько изогнутую линию, отмеченную мысами Плитняка, Бакланьим и Сосунова (по-удэгейски Хуо-лодуони, Леникто-дуони и Хорло-дуони). Мысы эти заметно выдаются
в море. За ними берег опять выгибается к северо-западу и вновь выдается около мыса
Олимпиады.
Река Кумуху (по-удэгейски Куму), названная русскими рекой Кузнецова, берет начало с хребта Сихотэ-Алинь, течет
в широтном направлении, только
в нижней своей части склоняется к югу и
в море впадает около мыса
Олимпиады (46° 12,5' с. ш. и 138° 20,0'
в. д. от Гринвича).
Устье реки Тахобе находится между мысами Максимова и
Олимпиады. Раньше оно было у левого края долины, но потом переместилось, вследствие чего образовался слепой рукав, впоследствии превратившийся
в болото.
От мыса
Олимпиады до реки Самарги, на протяжении 150 км по прямой линии и 230 км
в действительности, берег горист и совершенно пустынен.