Человек назвал хозяев и дядю Петра людями и этим как бы отделил себя от них. Сел он не близко к столу, потом ещё отодвинулся в сторону от кузнеца и оглянулся вокруг, медленно двигая тонкой, сухой шеей. На голове у него, немного выше лба, над правым глазом, была
большая шишка, маленькое острое ухо плотно прильнуло к черепу, точно желая спрятаться в короткой бахроме седых волос. Он был серый, какой-то пыльный. Евсей незаметно старался рассмотреть под очками глаза, но не мог, и это тревожило его.
Передние ноги его были дугой согнуты в коленях, на обоих копытах были наплывы, и на одной, на которой пегина доходила до половины ноги, около колена была в кулак
большая шишка.
Ритор Тиберий Горобець еще не имел права носить усов, пить горелки и курить люльки. Он носил только оселедец, [Оселедец — так называли длинный клок волос на голове, заматываемый за ухо.] и потому характер его в то время еще мало развился; но, судя по
большим шишкам на лбу, с которыми он часто являлся в класс, можно было предположить, что из него будет хороший воин. Богослов Халява и философ Хома часто дирали его за чуб в знак своего покровительства и употребляли в качестве депутата.
Неточные совпадения
Сразу от бивака начинался подъем. Чем выше мы взбирались в гору, тем
больше было снега. На самом перевале он был по колено. Темно-зеленый хвойный лес оделся в белый убор и от этого имел праздничный вид. Отяжелевшие от снега ветви елей пригнулись книзу и в таком напряжении находились до тех пор, пока случайно упавшая сверху веточка или еловая
шишка не стряхивала пышные белые комья, обдавая проходящих мимо людей холодной снежной пылью.
— И то сделает… Подсылала уж ко мне, — тихо проговорил Матюшка, оглядываясь. — А только мне она, Марья-то, совсем не надобна, окромя того, чтобы вызнать, где ключи прячет
Шишка… Каждый день, слышь, на новом месте. Потом Марья же сказывала мне, что он теперь зачастил
больше к баушке Лукерье и Наташку сватает.
Ему приходилось делать
большие обходы, чтобы не попасть на глаза
Шишке, а Мина Клейменый вел все вперед и вперед своим ровным старческим шагом. Петр Васильич быстро утомился и даже вспотел. Наконец Мина остановился на краю круглого болотца, которое выливалось ржавым ручейком в Мутяшку.
— Да ты не путляй,
Шишка! — разразился неожиданно Родион Потапыч, встряхнув своей
большой головой. — Разве я к вашему конторскому делу причастен? Ведь ты сидел в конторе тогда да писал, ты и отвечай…
— Расселся,
шишка, и первый лезет с ложкой! — сказал он, глядя со злобой на Емельяна. — Жадность. Так и норовит первый за котел сесть. Певчим был, так уж он думает — барин! Много вас таких певчих по
большому шляху милостыню просит!