Неточные совпадения
Матрёна молчала, чувствуя в словах
мужа что-то страшное; иногда она просила его не говорить таких слов, потому что они против бога, который уж знает, как устроить человеку
жизнь. А иногда, будучи не в духе, она скептически заявляла
мужу...
И всё чаще и чаще она чувствовала к
мужу дикую и холодную ненависть, возбуждавшую в ней чёрные думы, и всё менее жалела она этого человека, три года тому назад так обогатившего её
жизнь весёлым смехом, ласками, любовными речами.
Инстинктом женщины, вся
жизнь которой сосредоточилась на
муже, она подозревала, что его охватило чем-то новым, ей было боязно и тем более страстно хотелось знать, — что с ним?
У неё откуда-то явилось красноречие, и она с усердием начала доказывать
мужу, что люди достойны жалости. Наклонясь к нему, глядя в лицо его ласкающими глазами, она долго говорила ему про людей и тяжесть
жизни, а он смотрел на неё и думал...
Она не думала, не рассуждала, но, вспоминая свою прежнюю
жизнь в подвале, в тесном кругу забот о
муже и хозяйстве, невольно сравнивала прошлое с настоящим, и мрачные картины подвального существования постепенно отходили всё далее и далее от неё. Барачное начальство полюбило её за сметливость и уменье работать, все относились к ней ласково, в ней видели человека, это было ново для неё, оживляло её…
После этого смотра прошлому в душе Орловой родилось странное чувство к
мужу, — она всё так же любила его, как и раньше, — слепой любовью самки, но ей стало казаться, как будто Григорий — должник её. Порой она, говоря с ним, принимала тон покровительственный, ибо он часто возбуждал в ней жалость своими беспокойными речами. Но всё-таки иногда её охватывало сомнение в возможности тихой и мирной
жизни с
мужем, хотя она верила, что Григорий остепенится и погаснет в нём его тоска.
Ответ вспыхивал пред нею в образе пьяного
мужа. Ей было трудно расстаться с мечтой о спокойной, любовной
жизни, она сжилась с этой мечтой и гнала прочь угрожающее предчувствие. И в то же время у неё мелькало сознание, что, если запьёт Григорий, она уже не сможет жить с ним. Она видела его другим, сама стала другая, прежняя
жизнь возбуждала в ней боязнь и отвращение — чувства новые, ранее неведомые ей. Но она была женщина и — стала обвинять себя за размолвку с
мужем.
Это скоро устроилось, и вот однажды Матрёна Ивановна Орлова рассказывала мне свою печальную
жизнь. Первое время после того, как она разошлась с
мужем, он не давал ей покоя: приходил к ней пьяный, устраивал скандалы, подстерегал её всюду и бил нещадно. Она терпела.
Эта идея так же чудовищна, как и другая клевета на нее же, что она, будто бы еще при
жизни мужа, обещала князю Сергею Петровичу выйти за него, когда овдовеет, а потом не сдержала слова.
Она не была особенно красива, была верна ему, и, казалось, не говоря уже о том, что она этим отравляла
жизнь мужу и сама ничего, кроме страшных усилий и усталости, не получала от такой жизни, — она всё-таки старательно вела ее.
Не так еще давно одна добровольно следовавшая жена приходилась на 30 преступников, в настоящее же время присутствие женщин свободного состояния стало типическим для колонии, и уже трудно вообразить, например, Рыковское или Ново-Михайловку без этих трагических фигур, которые «ехали
жизнь мужей поправить и свою потеряли».
Поцелуй Таню [Таней называла себя в переписке с Пущиным Н. Д. Фонвизина, заявлявшая, что в «Евгении Онегине» Пушкин изобразил ее брак с Фонвизиным и что ее отношения к Пущину при
жизни мужа сходны с отношением Татьяны к Онегину.] — меня пугает слово на надписях. Все какое-то прощание! а я это слово не люблю вообще, а особенно от нее. Не лучше ли: до свидания! Где-нибудь и как-нибудь.
Неточные совпадения
Ревность Левина еще дальше ушла. Уже он видел себя обманутым
мужем, в котором нуждаются жена и любовник только для того, чтобы доставлять им удобства
жизни и удовольствия… Но, несмотря на то, он любезно и гостеприимно расспрашивал Васеньку об его охотах, ружье, сапогах и согласился ехать завтра.
То, что я, не имея ни минуты покоя, то беременная, то кормящая, вечно сердитая, ворчливая, сама измученная и других мучающая, противная
мужу, проживу свою
жизнь, и вырастут несчастные, дурно воспитанные и нищие дети.
— Весьма трудно ошибаться, когда жена сама объявляет о том
мужу. Объявляет, что восемь лет
жизни и сын — что всё это ошибка и что она хочет жить сначала, — сказал он сердито, сопя носом.
— Костя! сведи меня к нему, нам легче будет вдвоем. Ты только сведи меня, сведи меня, пожалуйста, и уйди, — заговорила она. — Ты пойми, что мне видеть тебя и не видеть его тяжелее гораздо. Там я могу быть, может быть, полезна тебе и ему. Пожалуйста, позволь! — умоляла она
мужа, как будто счастье
жизни ее зависело от этого.
Пускай
муж опозорит и выгонит ее, пускай Вронский охладеет к ней и продолжает вести свою независимую
жизнь (она опять с желчью и упреком подумала о нем), она не может оставить сына.