Неточные совпадения
Слышен насмешливый и ликующий свист по адресу забастовщиков, раздаются крики приветствий, а какой-то толстой человек, в легкой серой паре и в панаме, начинает приплясывать, топая ногами по камню мостовой. Кондуктора и вагоновожатые медленно пробираются сквозь толпу,
идут к вагонам, некоторые влезают на площадки, — они стали еще угрюмее и в ответ на возгласы толпы — сурово огрызаются, заставляя уступать им дорогу. Становится тише.
К ним
идет мальчик с фьяской [Фъяска — оплетенная соломой бутыль для вина.] вина в руке и небольшим узлом в другой,
идет, вскинув голову, и кричит звонко, точно птица, не видя, что сквозь солому, которой обернута бутылка, падают на землю, кроваво сверкая, точно рубины, тяжелые капли густого вина.
— Взял за руку меня, привлек
к себе и говорит — святая правда, синьор! — «Знаешь, Паоло, сын мой, я все-таки думаю, что это совершится: мы и те, что
идут с другой стороны, [Швейцарцы.] найдем друг друга в горе, мы встретимся — ты веришь в это?»
— Конечно, я
пошел к отцу, о да! Конечно, — хотя я знаю, что мертвые не могут ничего слышать, но я
пошел: надо уважать желания тех, кто трудился для нас и не менее нас страдал, — не так ли?
— Да, да, я
пошел к нему на могилу, постучал о землю ногой и сказал, — как он желал этого...
«По дороге
к большому городу не спеша
идет мальчик.
— А когда я
шел к нему, сердитая Мария — лавочница — закричала...
Впечатление такое, точно люди пережили свои несчастия, вчерашний день был последним днем тяжелой, всем надоевшей жизни, а сегодня все проснулись ясными, как дети, с твердой, веселой верою в себя — в непобедимость своей воли, пред которой всё должно склониться, и вот теперь дружно и уверенно
идут к будущему.
— Мужское самолюбие его было задето,
слава искусного пропагандиста страдала в столкновениях с этой девушкой, он раздражался, несколько раз удачно высмеивал ее, но и она ему платила тем же, невольно возбуждая в нем уважение, заставляя его особенно тщательно готовиться
к занятиям с кружком, где была она.
— Недавно он женился на единственной подруге той девушки, его ученице; это они
идут на кладбище,
к той, — они каждое воскресенье ходят туда, положить цветы на могилу ее.
…Льется под солнцем живая, празднично пестрая река людей, веселый шум сопровождает ее течение, дети кричат и смеются; не всем, конечно, легко и радостно, наверное, много сердец туго сжаты темной скорбью, много умов истерзаны противоречиями, но — все мы
идем к свободе,
к свободе!
Между садов вьется узкая тропа, и по ней, тихо спускаясь с камня на камень,
идет к морю высокая женщина в черном платье, оно выгорело на солнце до бурых пятен, и даже издали видны его заплаты. Голова ее не покрыта — блестит серебро седых волос, мелкими кольцами они осыпают ее высокий лоб, виски и темную кожу щек; эти волосы, должно быть, невозможно причесать гладко.
Она запомнила эти звуки, много раз повторив про себя чужие слова, в которых ее сердце итальянки и матери чувствовало оскорбительный смысл; в тот же день она
пошла к знакомому комиссионеру и спросила его — что значат эти слова?
Дует ветер, деревья качаются и точно
идут с горы
к морю, встряхивая вершинами.
— Пройдя путь от груди матери на грудь возлюбленной, человек должен
идти дальше,
к другому счастью…
— Он приехал в Москву, нужно иметь кров, и вот этот еврей
идет к проститутке, синьоры, больше некуда, — так говорил он…
— Похоже на Ялту, — определяет молодая дама, вставая. — Я
пойду к Лизе.
На другой день свекровь
пошла в лес собирать сухие сучья, а Эмилия — за нею, спрятав под юбкой топор. Красавица сама пришла
к карабинерам сказать, что свекровь убита ею.
Он
пошел к жене, положил свои тяжелые руки на плечи ей…
Потом он
пошел к жене и сказал ей, заряжая ружье...
Прошло еще дня три, он
пошел к парикмахеру, щеголю и вертопраху. Про этого парня, здорового, как молодой осел, говорили, что он за деньги любит старых американок, которые приезжают будто бы наслаждаться красотою моря, а на самом деле ищут приключений с бедными парнями.
Он
пошел к русскому синьору, о котором говорили, что это добрый и честный человек. Пришел, сел у койки, на которой тот медленно умирал, и спросил его...
— Синьор, вы видите — я очень стар и уже скоро
пойду к моему богу. Когда мадонна спросит меня — что я сделал с моими детьми, я должен буду рассказать ей это правдиво и подробно. Это мои дети здесь на карточке, но я не понимаю, что они сделали и почему в тюрьме?
Теперь пастухи
идут к яслям Младенца, он лежит в доме старика столяра Паолино, и его надобно перенести в церковь св. Терезы.
А вокруг яслей — арабы в белых бурнусах уже успели открыть лавочки и продают оружие, шёлк, сласти, сделанные из воска, тут же какие-то неизвестной нации люди торгуют вином, женщины, с кувшинами на плечах,
идут к источнику за водою, крестьянин ведет осла, нагруженного хворостом, вокруг Младенца — толпа коленопреклоненных людей, и всюду играют дети.
Четыре фигуры, окутанные тьмою, плотно слились в одно большое тело и долго но могут разъединиться. Потом молча разорвались: трое тихонько поплыли
к огням города, один быстро
пошел вперед, на запад, где вечерняя заря уже погасла и в синем небе разгорелось много ярких звезд.
«Так», — подумал я и
пошел к этому Грассо; он очень испугался, увидав меня.
На этот раз я сидел в тюрьме три года девять месяцев, а когда кончился срок, мой смотритель, человек, который знал всю эту историю и любил меня, очень уговаривал не возвращаться домой, а
идти в работники,
к его зятю, в Апулию, — там у зятя много земли и виноградник.
Светает, в церквах веселый звон, колокола, торопливо захлебываясь, оповещают, что воскрес Христос, бог весны; на площади музыканты сдвинулись в тесное кольцо — грянула музыка, и, притопывая в такт ей, многие
пошли к церквам, там тоже — органы гудят
славу и под куполом летают множество птиц, принесенных людьми, чтобы выпустить их в ту минуту, когда густые голоса органа воспоют
славу воскресшему богу весны.
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Да, нехорошее дело заварилось! А я, признаюсь,
шел было
к вам, Антон Антонович, с тем чтобы попотчевать вас собачонкою. Родная сестра тому кобелю, которого вы знаете. Ведь вы слышали, что Чептович с Варховинским затеяли тяжбу, и теперь мне роскошь: травлю зайцев на землях и у того и у другого.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как
пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит
к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Анна Андреевна. Где ж, где ж они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все ты, а всё за тобой. И
пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает
к окну и кричит.)Антон, куда, куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Пусть каждый возьмет в руки по улице… черт возьми, по улице — по метле! и вымели бы всю улицу, что
идет к трактиру, и вымели бы чисто…
Вот мы
пошли с Петром-то Ивановичем
к Почечуеву…