Неточные совпадения
Толпе показалось это смешным — вспыхнул рев, свист, хохот, но тотчас — погас, и
люди молча, с вытянутыми, посеревшими лицами, изумленно вытаращив
глаза, начали тяжко отступать от вагонов, всей массой подвигаясь к первому.
Горбатая и седая женщина с лицом бабы-яги и жесткими серыми волосами на костлявом подбородке стоит у подножия статуи Колумба и — плачет, отирая красные
глаза концом выцветшей шали. Темная и уродливая, она так странно одинока среди возбужденной толпы
людей…
Блюдо поставили на землю, и старик внимательно льет в него красную живую струю, — четыре пары
глаз любуются игрою вина на солнце, сухие губы
людей жадно вздрагивают.
— Этот
человек — социалист, редактор местной рабочей газетки, он сам — рабочий, маляр. Одна из тех натур, у которых знание становится верой, а вера еще более разжигает жажду знания. Ярый и умный антиклерикал, — видишь, какими
глазами смотрят черные священники в спину ему!
— Были леса по дороге, да, это — было! Встречались вепри, медведи, рыси и страшные быки, с головой, опущенной к земле, и дважды смотрели на меня барсы,
глазами, как твои. Но ведь каждый зверь имеет сердце, я говорила с ними, как с тобой, они верили, что я — Мать, и уходили, вздыхая, — им было жалко меня! Разве ты не знаешь, что звери тоже любят детей и умеют бороться за жизнь и свободу их не хуже, чем
люди?
Боролись со мною за царства и города, но — никто, никогда — за
человека, и не имел
человек цены в
глазах моих, и не знал я — кто он и зачем на пути моем?
Когда ребенок родился, она стала прятать его от
людей, не выходила с ним на улицу, на солнце, чтобы похвастаться сыном, как это делают все матери, держала его в темном углу своей хижины, кутая в тряпки, и долгое время никто из соседей не видел, как сложен новорожденный, — видели только его большую голову и огромные неподвижные
глаза на желтом лице.
Она послушала
людей и показала им сына — руки и ноги у него были короткие, как плавники рыбы, голова, раздутая в огромный шар, едва держалась на тонкой, дряблой шее, а лицо — точно у старика, всё в морщинах, на нем пара мутных
глаз и большой рот, растянутый в мертвую улыбку.
Держа в руке, короткой и маленькой, как лапа ящерицы, кусок чего-нибудь съедобного, урод наклонял голову движениями клюющей птицы и, отрывая зубами пищу, громко чавкал, сопел. Сытый, глядя на
людей, он всегда оскаливал зубы, а
глаза его сдвигались к переносью, сливаясь в мутное бездонное пятно на этом полумертвом лице, движения которого напоминали агонию. Если же он был голоден, то вытягивал шею вперед и, открыв красную пасть, шевеля тонким змеиным языком, требовательно мычал.
Но иностранцы, гонимые скукой, шатались повсюду, заглядывали во все дворы и, конечно, заглянули и к ней: она была дома, она видела гримасы брезгливости и отвращения на сытых лицах этих праздных
людей, слышала, как они говорили о ее сыне, кривя губы и прищурив
глаза. Особенно ударили ее в сердце несколько слов, сказанных презрительно, враждебно, с явным торжеством.
— Всё верно, дорогой синьор!
Люди таковы, какими вы хотите видеть их, смотрите на них добрыми
глазами, и вам будет хорошо, им — тоже, от этого они станут еще лучше, вы — тоже! Это — просто!
«Иди ко мне и будем жить снова хорошо. Не бери ни чентезима [Чентезимо — мелкая монета.] у этого
человека, а если уже взяла — брось взятое в
глаза ему! Я пред тобою тоже не виноват, разве я мог подумать, что
человек лжет в таком деле, как любовь!»
— Да, да! Чем дальше на север, тем настойчивее
люди! — утверждает Джиованни, большеголовый, широкоплечий парень, в черных кудрях; лицо у него медно-красное, нос обожжен солнцем и покрыт белой чешуей омертвевшей кожи;
глаза — большие, добрые, как у вола, и на левой руке нет большого пальца. Его речь так же медленна, как движения рук, пропитанных маслом и железной пылью. Сжимая стакан вина в темных пальцах, с обломанными ногтями, он продолжает басом...
— Его карканье еще больше расстраивало нас, а тут, знаешь, из-за каждого угла, холма и дерева торчат упрямые головы крестьян, щупают тебя их сердитые
глаза, —
люди эти относились к нам, конечно, не очень приветливо.
— «Вы заметили, какие у него
глаза? — говорит она. — Он, разумеется, тоже крестьянин и, может быть, сняв мундир, тоже будет социалистом, как все у нас. И вот,
люди с такими
глазами хотят завоевать весь мир, перестроить всю жизнь, изгнать нас, уничтожить, всё для того, чтобы торжествовала какая-то слепая, скучная справедливость!»
— «Вы подумайте, — я равна этому парню, с
глазами вола, и другому, с птичьим лицом, мы все — вы, я и она — мы равны им, этим
людям дурной крови!
Людям, которых можно приглашать для того, чтобы они били подобных им, таких же зверей, как они…».
Ему минуло восемь лет, и сестра заметила, что каждый раз во время прогулок, когда они проходили или проезжали мимо строящихся домов, на лице мальчика является выражение удивления, он долго, пристально смотрит, как
люди работают, а потом вопросительно обращает свои немые
глаза на нее.
У него посинело лицо и
глаза выкатились из орбит, когда он слушал эту речь, он онемел и молча царапал ногтями руки
людей, державших его, а она продолжала...
На палубу выбежали двое лакеев; один молодой, тоненький и юркий, неаполитанец, с неуловимым выражением подвижного лица, другой —
человек среднего возраста, седоусый, чернобровый, в серебряной щетине на круглом черепе; у него горбатый нос и серьезные умные
глаза.
Шутя и смеясь, они быстро накрыли стол для кофе и убежали, а на смену, гуськом, один за другим из кают медленно вылезли пассажиры: толстяк, с маленькой головой и оплывшим лицом, краснощекий, но грустный и устало распустивший пухлые малиновые губы;
человек в серых бакенбардах, высокий, весь какой-то выглаженный, с незаметными
глазами и маленьким носом-пуговкой на желтом плоском лице; за ними, споткнувшись о медь порога, выпрыгнул рыжий круглый мужчина с брюшком, воинственно закрученными усами, в костюме альпиниста и в шляпе с зеленым пером.
На палубу вышел крупный
человек, в шапке седых кудрявых волос, с большим носом, веселыми
глазами и с сигарой в зубах, — лакеи, стоявшие у борта, почтительно поклонились ему.
— Как жаль, что мы мало знаем эту страну больших
людей с голубыми
глазами!
Почтительно поклонясь, гарсон ставит перед ним чашку кофе, маленькую бутылочку зеленого ликера и бисквиты, а за столик рядом — садится широкогрудый
человек с агатовыми
глазами, — щеки, шея, руки его закопчены дымом, весь он — угловат, металлически крепок, точно часть какой-то большой машины.
Когда
глаза чистого
человека устало останавливаются на нем, он, чуть приподнявшись, дотронулся рукою до шляпы и сказал, сквозь густые усы...
Так стояла она много минут, а когда
люди, придя в себя, схватили ее, она стала громко молиться, подняв к небу
глаза, пылающие дикой радостью...
Так и заснул навсегда для земли
человек, плененный морем; он и женщин любил, точно сквозь сон, недолго и молча, умея говорить с ними лишь о том, что знал, — о рыбе и кораллах, об игре волн, капризах ветра и больших кораблях, которые уходят в неведомые моря; был он кроток на земле, ходил по ней осторожно, недоверчиво и молчал с
людьми, как рыба, поглядывая во все
глаза зорким взглядом
человека, привыкшего смотреть в изменчивые глубины и не верить им, а в море он становился тихо весел, внимателен к товарищам и ловок, точно дельфин.
Старику стало тяжело среди этих
людей, они слишком внимательно смотрели за кусками хлеба, которые он совал кривою, темной лапой в свой беззубый рот; вскоре он понял, что лишний среди них; потемнела у него душа, сердце сжалось печалью, еще глубже легли морщины на коже, высушенной солнцем, и заныли кости незнакомою болью; целые дни, с утра до вечера, он сидел на камнях у двери хижины, старыми
глазами глядя на светлое море, где растаяла его жизнь, на это синее, в блеске солнца, море, прекрасное, как сон.
Чекко знал, что иностранцы — самые бестолковые
люди, они глупее калабрийцев, но ему хотелось знать правду о детях, и он долго стоял около синьоры, ожидая, когда она откроет свои большие ленивые
глаза. А когда наконец это случилось, он — спросил, ткнув пальцем в карточку...
Со всех сторон к яслям наклоняются седые обнаженные головы, суровые лица, всюду блестят ласковые
глаза. Вспыхнули бенгальские огни, всё темное исчезло с площади — как будто неожиданно наступил рассвет. Дети поют, кричат, смеются, на лицах взрослых — милые улыбки, можно думать, что они тоже хотели бы прыгать и шуметь, но — боятся потерять в
глазах детей свое значение
людей серьезных.
Это была правда, как майский день: дочь Нунчи незаметно для
людей разгорелась звездою, такою же яркой, как мать. Ей было только четырнадцать лет, но — очень рослая, пышноволосая, с гордыми
глазами — она казалась значительно старше и вполне готовой быть женщиной.
А когда почтенные
люди говорили ему, что это плохо, он возражал, смеясь в
глаза им: «Когда я был беден, меня тоже не жалели».
— Эта встреча плохо отозвалась на судьбе Лукино, — его отец и дядя были должниками Грассо. Бедняга Лукино похудел, сжал зубы, и
глаза у него не те, что нравились девушкам. «Эх, — сказал он мне однажды, — плохо сделали мы с тобой. Слова ничего не стоят, когда говоришь их волку!» Я подумал: «Лукино может убить». Было жалко парня и его добрую семью. А я — одинокий, бедный
человек. Тогда только что померла моя мать.
Трое
людей, молча и не спеша, поднялись на ноги, горбоносый уставился
глазами в рыжие жирные щели скалы и повторил...
И тотчас же, как-то вдруг, по-сказочному неожиданно — пред
глазами развернулась небольшая площадь, а среди нее, в свете факелов и бенгальских огней, две фигуры: одна — в белых длинных одеждах, светловолосая, знакомая фигура Христа, другая — в голубом хитоне — Иоанн, любимый ученик Иисуса, а вокруг них темные
люди с огнями в руках, на их лицах южан какая-то одна, всем общая улыбка великой радости, которую они сами вызвали к жизни и — гордятся ею.